«Нет! Конечно же, нет! — казалось, все мое существо вступило в яростную схватку с Предвечными Силами. — Этот человек — не мой Патрик! Как могла я допустить хоть малейшее сомнение на этот счет? Гроб слишком длинный и широкий: столь солидные размеры никак не подойдут моему крохотному сыночку — моей родной крови ночке, моему драгоценному сокровищу! Мой Патрик не умер! Нет!

Он жив — так же, как и мой возлюбленный супруг, Эдвард Поль[2]— они оба живы! Я знаю… я верю… Я должна верить, что это так — иначе, что же мне остается! Они не могли оставить меня — это было бы слишком жестоко! Тела не найдены, а значит, ничего не известно наверняка! Зачем я пришла сюда? Кто эти люди? Что им всем от меня нужно? Патрик… Патрик? Какой Патрик? Мой отец? Но это невозможно! Он ушел из жизни много лет назад! Быть может, все это происходит со мною в кошмарном сне? Как страстно жажду я поскорее пробудиться, благополучно избавиться от власти его коварных чар и вновь обрести своих горячо любимых близких — моего дражайшего супруга Эдварда Поля и нашего ненаглядного задорного шалунишку Патрика…»

— Патрика… — словно мгновенное эхо, подхватил мою прерванную мысль и направил ее в совершенно иное русло гулкий раскатистый бас, тут же вернувший меня к реальности. То был знакомый мне голос — голос святого отца, в чьих устах это неумолимое слово прозвучало с такой ясной отчетливостью, какая будто бы специально предназначалась для самого позорного крушения моих призрачных иллюзий.

Это стало последней каплей: имя, произнесенное священником, резко оглушило меня, словно на мою голову внезапно обрушился тяжелый удар молотка; в глазах моих мгновенно потемнело, и, совершенно утратив контроль над собой, я почувствовала, что теряю равновесие…

* * *

Довольно долго я не ощущала отчетливой грани между сном и бодрствованием. Все как-то странно смешалось в моем зыбком, постепенно и мучительно пробуждающемся к новой жизни сознании. Оцепенение и пустота, во власти коих оно пребывало неведомый мне срок, должно быть, подарили вожделенное отдохновение моей обездоленной душе и изнуренному телу. Но, помимо моей воли, им суждено было восстать из небытия; увы, они вновь окунулись в невыносимо опостылевший леденящим склеп повседневной обыденности.

Когда я очнулась, вокруг было темно и тихо; только крохотный отблеск, словно легкая призрачная искорка, смутно мерцал предо мной, выступая из тьмы; и как-то слишком комфортно ощутила я себя — впервые за долгое время. Мое теперешнее ложе вдруг показалось мне каким-то неправдоподобно мягким, сухим и уютным: будто бы я внезапно оказалась в просторной чистой кровати, согретая приветливым теплом домашнего очага. К немалому своему изумлению я очень скоро убедилась в подлинной правдивости своих ощущений.

Я пребывала в полном недоумении, вызванном столь разительной переменой обстановки. Мне даже явилась благая мысль, что я попала в загробный мир. Но, убедившись в слишком ясной живости своих ощущений, абсолютно чуждых чему-либо потустороннему, я могла утешиться лишь робкой надеждой, что, возможно, меня постигло счастливое пробуждение от страшного кошмара, — ощущение, схожее с тем, что довелось мне испытать когда-то давным-давно, в далекие детские годы. Как сильно переменилось все с тех пор! Впрочем, очень может быть, все осталось по-прежнему; изменилась я сама, мои собственные чувства, помыслы и представления — как знать?

— Как ваше самочувствие, сударыня? — неожиданно услышала я незнакомый голос, звучавший где-то совсем близко.

Я еще не настолько оправилась от потрясения, чтобы обрести утраченную способность осознавать и оценивать происходящее, однако смутно догадывалась, что вопрос адресован именно мне. Пристально вглядевшись во мрак, нарушаемый лишь мягким отсветом, исходящим от невидимого источника, я различила пару неясных силуэтов склоненных надо мною женских фигур. В следующее мгновение я ощутила легкий толчок: чьи-то руки осторожно приподняли мою голову и бережно поправили лежавшую подо мной подушку…

«Где я?!» — мысли мои были всецело поглощены одним лишь мучительным вопросом. Недоумение, поселившееся во мне с самого начала, возрастало с каждой секундой и, в конце концов, достигло крайнего предела. Будучи не в силах более выносить столь тягостного неведения, я произнесла этот вопрос вслух.

— Успокойтесь, сударыня. Все в порядке: вы попали в надежные руки, — последовал ответ, ничуть не развеявший моей отчаянной тревоги, а, напротив, еще более усугубивший ее.

Я сделала попытку приподняться, однако все те же заботливые руки настойчиво возвратили меня в прежнее положение; при этом мне наконец-то выдалась возможность как следует разглядеть лица моих благодетельниц. Я тут же узнала их: это были те самые пожилые дамы, которых мне довелось увидеть в церкви. Одна из них — та, что помоложе — стояла возле моей кровати с зажженной свечой в руках (эта-то свеча и испускала то золотистое сияние, что озаряло густые сумерки). Другая — женщина весьма почтенного возраста, вероятно, самая старшая участница похоронной процессии — сидела в старинном кресле возле моего изголовья.

«Значит, все-таки это не сон, — подумалось мне. — Стало быть, и кладбище, и церковь, и отпевание — словом, все то, что мне пришлось лицезреть, — было натуральным. А следовательно, и все мои собственные злоключения, равно как и предшествующие им трагические события — отнюдь не результат бредового вымысла. Все это — часть страшной реальности».

— Ну вот, хвата Всевышнему, вы начинаете понемногу приходить в себя, — сказала женщина со свечой. — Может быть, вы чего-нибудь хотите: поесть, например? Вы, должно быть, очень голодны, ведь так? Правда, у нас тут не особенно богатый выбор блюд: нам-то самим — что нужно? Все — хозяевам… Да и наш-то хозяин не слишком взыскателен к еде: довольствуется насущным. Это наш теперешний хозяин, тот, что остался. Другой-то, главный, значит, наш — упокой, Господи, его душу — скончался на днях… Так вы хотите поесть? Я могу разогреть овсянки…

— Нет, Марта, — вмешалась другая дама, — она слишком слаба — настолько, что, вероятно, овсянка будет для нее тяжелой пищей. Принеси лучше теплого молока и немного хлеба — это то, что нужно.

Означенные условия были исполнены в кратчайшие сроки и я наконец получила возможность подкрепить свои силы.

— Думаю, вам необходимо как следует отдохнуть, — сказала Марта, — у вас совсем изможденный вид. Пойдемте, Эмма. Сейчас наше общество здесь некстати.

— Ах, нет! — возразила я. — Пожалуйста, не беспокойтесь. По правде говоря, я предпочла бы, чтобы вы остались.

Я почувствовала себя в состоянии продолжать беседу и поблагодарила своих благодетельниц за их доброту и внимание.

— Что вы, сударыня, не стоит благодарности, — сказала Марта, — право же, это лишнее.