– Погодите, – сказала она, утомленноприкрыв глаза. – По-вашему, получается, что я принимала взятку и в это жесамое время с радостью позировала перед видеокамерой? Я что же, вообще идиотка,по-вашему?

Родион невольно кивнул. Нет, насчет идиотки онбыл в корне не согласен. Просто Еремеева словами выразила ту самую мысль,которая только что металась в его голове.

– Вы не могли даже вообразить, что Зыряноварешится передать вещдок в милицию, – пояснил Мыльников. – К тому жевам и раньше была свойственна этакая наглость, бравада, не побоюсь этого слова.Я отлично помню, как вы неосторожны, способны рискнуть всем ради какой-тоерунды. Пятьсот рублей – это такая малость! Кстати, почему именно эту сумму выназвали студентке Зыряновой? Что-то она мне до боли напоминает. У вас какое-топатологическое пристрастие к этой цифре, не так ли?

– Прекратите, вы… – Еремеева махнула на негообеими руками и внезапно замолчала.

Мальчик резко подался вперед, его щеки такпобледнели, что отчетливо стали заметны три родинки – одна над другой.

Рядом с Родионом кто-то громко вздохнул. Онпокосился – ах да, это же студентка Зырянова, невинная жертва… Ишь какпереживает!

Странно, Зырянова во все глаза смотрела не навымогательницу Еремееву, а на этого смуглого парнишку. Ну что ж, юноша вполнезаслужил такое внимание, потому что, даже на мужской, неприязненный взглядРодиона, был поразительно хорош собой. И он явно волновался – может быть, онединственный в этой аудитории искренне переживал за судьбу преподавательницы.

– Встаньте, Ольга Михайловна, – склонилсянад ней Коляша Мыльников. – Сидеть вам придется в другом месте. А теперьпройдемте-ка. Внизу машина. Расходитесь, товарищи.

– Экзамена, что ли, не будет? – доехалонаконец до студента, чей ответ был прерван вторжением представителейзакона. – Приветик! Я ж почти все ответил. Вы мне хоть «удочку» поставьте,Ольга Михайловна!

– Да вам и «неуда» будет много при вашемзнании предмета, – автоматически ответила Еремеева, а потом растеряннообвела глазами аудиторию. – Прошу меня извинить… Я не понимаю, чтопроисходит, но, кажется, придется перенести экзамен. Потом… через какое-товремя…

Она говорила вроде бы всем, но Родионупочему-то показалось, что она обращается только к тому парню. Темные губы егодрогнули, словно он хотел ответить, однако все же промолчал.

– Лет через пять тире семь, согласно статье, иэто как минимум, – любезно подсказал Коляша Мыльников, с явнымудовольствием наблюдая, как Еремеева откидывается на спинку стула и начинаетхватать ртом воздух.

Юноша с темными бровями снова вскочил – и сел,по-прежнему не сказав ни слова.

– Да вы что, дяденька? Мы к тому времени ужеинститут кончим! Забудем на фиг всю эту чушь про mastectomia, proctopexia иликакую-нибудь dyskinesia [5], –завопили наперебой студенты. – Пусть нам хоть что-нибудь поставят, хоть«уды», что ли!

– Это было бы справедливо, – задумчивопробормотал Мыльников. – Учебный-то процесс не должен страдать. Как выдумаете, Родион Петрович?

Тот пожал плечами. Больше всего ему хотелосьсейчас плюнуть – физически, прямо на пол, или в крайнем случае, чтобы непачкать пол, – на темно-коричневый башмак товарища Мыльникова и убратьсяотсюда. Что, Колька не мог взять с собой кого-нибудь из своих парней? Неважно,что суббота – в отделе непременно кто-то да есть. Нет же, потащил с собой приятеля,который чувствует себя дурак-дураком: опер не опер, понятой не понятой.Вдобавок его не оставляло ощущение, что он вляпался в какую-то пакость.

– Родион Петрович со мной совершенносогласен, – очень своеобразно истолковал его молчание Коляша. – Итак,молодежь, кому нужны тройки?

Все стремительно вскинули руки.

– Ага, зачетки на столе. – Мыльников снялколпачок с ручки и протянул ее преподавательнице. – Соблаговолите, ОльгаМихайловна…

– Зачем я буду осложнять свою судьбу? –пожала та плечами. – Вы мне еще какую-нибудь статью пришьете. Превышениеполномочий, или использование служебного положения в личных целях, или ещечто-нибудь, черт вас разберет, вы ведь большой мастер раздувать мыльные пузыри,товарищ Мыльников!

От этого злобного каламбура, а еще пуще – отвзгляда, брошенного Ольгой Михайловной, любой бы задымился и съежился, словноот нескольких капель соляной кислоты, однако товарищ Мыльников был не таков.Гвозди бы делать из этих людей!

– Отлично, – не моргнув глазом кивнулон, – тогда собирайте вещички и пройдемте. О том, что экзамен прерванмилицией, мы сообщим в деканат.

– А оценки? А наши «удочки»? Когда же?.. Какже?.. – опять завопили студенты.

Губы Еремеевой задрожали, она растеряннозаморгала, но тотчас глаза ее встретились с обжигающими черными глазами тогосмуглого юноши, и Родион просто-таки физически ощутил, как Ольга Михайловнавзяла себя в руки.

– По всем вопросам к декану. А что касаетсявас, Катя, – оглянулась она на девицу с крысиным хвостом, – полагаю,вы сдадите латынь не раньше чем через пять тире семь лет. И это как минимум.

– Так, угроза свидетельницепреступления! – констатировал Мыльников. – Вы все же решили осложнитьсвое положение еще одной статьей?

Не удостоив его ответом, Еремеева подхватиласумку и вышла из аудитории так стремительно, словно решила осложнить своеположение еще и попыткой к бегству. Мыльников и Родион ринулись за ней, и состороны, наверное, это выглядело не как сопровождение задержанной нарядоммилиции, а просто как безуспешная попытка двух незамысловатых мужичков догнатькрасивую, неприступную и весьма разгневанную даму.

Выходя из аудитории, Родион невольнообернулся. Смуглый парень смотрел вслед уходящим, небрежно заталкивая в сумкусвои вещи. По обе стороны стола навытяжку, словно часовые, застыли НаташаЗырянова и Катя Крысиный Хвост и так и ели красавчика обожающими взглядами.Вдруг он отшвырнул сумку и кинулся к выходу. Девчонки проворно схватили его заруки, а Родион, сам не зная почему, резко шарахнул дверью о косяк.

– Коляша, что происходит? – чуть слышнопробормотал он, нагоняя Мыльникова. – Ты во что меня втравил?