До нее вдруг совершенно отчетливо дошло, чтоэкзаменов ей больше не принимать. Как, впрочем, и зачетов. Лекций не читать,семинаров по практической ветеринарии не вести. Словом, в академии ей больше неработать. Потому что теперь она не могла найти в себе сил – явиться к декануобъясняться, после того, как ее уводили из академии буквально под конвоем этихдвух поганцев, с таким жутким скандалом. К декану в кабинет даже заходить непонадобилось – он встретился ей в коридоре. Кто-то поспешил донести ослучившемся, причем донести в самой мерзкой форме, потому что декан сразуобрушился на Ольгу с криками-воплями, как будто всю жизнь тренировался, чтобыпокричать на нее. Он был, впрочем, человек взрывной, это все знали, и уживалисьс ним по принципу: «Поорет и успокоится, главное – не обращать внимания», иОльга раньше тоже придерживалась этого принципа, а тут вдруг начала что-толепетать, пытаться оправдываться, твердила, что ничего не брала, никакойвзятки, знать о ней не знала и ведать не ведала, ни сном ни духом… ни вю, никоню, как смешно говорят в таких случаях французы… То есть началось этооправдательным лепетом, а закончилось ужасными криками. Ольга утратила всякоесамообладание; они с деканом орали друг на друга, войдя в истерический раж, ине услышать их мог разве только глухой, но ни одного, судя по всему, глухого небыло в собравшейся недоумевающей, хихикающей толпе студентов и преподавателей,из которой ее с изрядными усилиями вытащили-таки два негодяя в кожаных куртках,чтобы проволочь под белы рученьки до выхода и втолкнуть в машину, запрыгнутьтуда самим и ударить по газам.

За руль сел этот негодяй Мыльников и нарочноехал так, чтобы машину посильнее трясло. Другой негодяй сидел рядом с Ольгой ипочему-то все время заглядывал в ее лицо своими голубыми глазами. От потрясенияс ней сделалось что-то вроде шока, в глазах темнело, и лицо второго негодяя топроваливалось в какую-то вязкую серую мглу, то выплывало из нее, и тогда Ольгавяло удивлялась, почему у него такое растерянное выражение. Наверное, этот негодяйбыл еще начинающий, непривычный, вот Мыльников – это да, железный Феликс безстраха и упрека, холодная голова, холодное сердце, холодные руки… и ноги,наверное, у него тоже холодные, как у покойника. Впрочем, насчет Мыльникова нефакт, это Ольга была вся холодная, как покойница, ее так трясло, что в концеконцов голубоглазый негодяй не выдержал и неловко закутал ее в какую-то шубку.

От ощущения мягкого меха, прильнувшего к щеке,Ольге почему-то стало легче, спокойнее. Она ощупала шубку и догадалась, что этоее собственная. И тотчас всплыло смутное воспоминание: вот ее запихивают вмашину (в эту самую потрепанную «Волгу», где она сейчас сидит), а кто-тобросает ей на колени шубку. Она тогда об этом мгновенно забыла, а сейчасвспомнила. Вспомнила темнобровое юношеское лицо с тремя родинками на смуглойщеке, которые почему-то казались Ольге похожими на созвездие Пояс Ориона.Вспомнила эти длинные, ненатурально длинные ресницы над такими же ненатуральнокрасивыми глазами.

Денис, это Денис. Ну да, именно его группасдавала сегодня экзамен в 313-й аудитории. То есть все это происходило при нем…Теперь и Денис думает, что она взяточница, преступница? Теперь и он еепрезирает?

Но в его взгляде не было презрения, былатолько бесконечная тревога. Темные, четко вырезанные губы шевелились, словноюноша пытался что-то сказать, однако разобрать слов Ольга не могла, но все жеей стало чуточку легче оттого, что он смотрит на нее без отвращения, с прежнейнежностью, оттого, что позаботился о ней, вот шубку принес… В те мгновения,когда весь мир ополчился против нее, когда все вокруг смешалось в каком-тохаотическом безобразии, Ольга отыскала привычное успокоение в этом обожающемвзгляде и даже попыталась улыбнуться в ответ. Но улыбка только зародилась – исразу умерла на ее дрожащих губах, потому что рядом с Денисом возникла женскаяфигура и оттерла его в сторону. Ольга с усилием сообразила, что это быластудентка Зырянова – та самая Наташа Зырянова, у которой преподавательницаЕремеева якобы вымогала взятку и даже вы́могла-таки.

Вы́могла… можно так сказать или нельзя?До чего же нелепое словечко! Вы́могла взятку!

Ольга откинулась на спинку сиденья и приняласьсмеяться. Сначала тихонько, а потом все громче и громче. Голубоглазый негодяйстал смотреть на нее, словно пытаясь понять причину ее веселья и разделить егос Ольгой, но, кажется, никак не понимал, а потому и не смеялся. А вот нафизиономии обернувшегося негодяя Мыльникова была написана откровеннаяненависть.

– Смеетесь? – спросил он каким-тоскрипучим голосом. – Надо мной смеетесь? Ну, хохочите, хохочите. Думаетенебось, как в первый раз вам удалось избегнуть заслуженного наказания, так итеперь избежите? Ничего не выйдет! Теперь-то я на вас найду управу! Так чтопока продолжайте, смейтесь!

– Угомонись, Николай, – негромкопосоветовал голубоглазый негодяй. – Не видишь, что ли, женщина не в себе?У нее же истерика!

– Истерика? – В глазах Мыльниковавспыхнул злорадный огонек. – Да сколько я ее помню, у нее вечно истерика.А знаешь, какой лучший способ остановить истерику? Дать по морде раз-другой. Икак рукой снимет!

– Да ты спя-ятил? – растерянно протянулвторой негодяй, но Мыльников не унимался:

– Сам лечить будешь или я? Давай лучше я!

Тут затуманенное сознание Ольги начало наконецреагировать на происходящее. После того как Мыльников ударит ее, останетсятолько убить кого-то: или его, или себя.

Она зажала рот ладонью и что было силывцепилась зубами в эту ладонь. На глазах выступили слезы, но боль мгновенно ееотрезвила. Тело еще вздрагивало, но дурацкий хохот перестал рваться изо рта.

– Полегчало? – с явным разочарованиемспросил Мыльников. – Тогда выходим. Приехали!

Ольга посмотрела в окно, увидела, чтоавтомобиль остановился напротив кирпичного невыразительного здания с высокимкрыльцом, разглядела вывеску у двери, на которой значилось, что здесьразмещается отделение милиции Советского района, – и у нее снова началоськакое-то помутнение сознания. Она не помнила, как вошла в здание, как подняласьпо лестнице. Очнулась, когда Мыльников своим ключом отпирал дверь с цифрой 313.

На мгновение мелькнула бредовая мысль, что онивернулись в ту же самую аудиторию, где она сегодня принимала экзамен и откудаее увели эти два негодяя. Почудилось даже, что вот откроется дверь – и онанаткнется взглядом на ожидающий взгляд Дениса. Так было всегда: сначала этотнапряженный взгляд, потом такое облегчение в глазах, словно Денис уже не верил,что Ольга придет, и теперь не мог сдержать счастливой улыбки…