Самое главное – не испугаться и не рвануться назад. Выдержать. Заставить себя выдержать и не рвануться назад раньше времени, сгореть до конца.

Это почти невозможно.

Невозможно!

У меня нет сил.

Паника. Но паниковать нельзя. Еще немного…

Огонь!

И я почти растворяюсь в этом огне. От меня остается лишь пепел.

* * *

– Тиль…

Я почти не ощущаю своего тела. Такая легкость. В голове звенит.

Я парю где-то в небе, среди облаков. Я еще и там, и здесь.

– Тиль!

Он хочет, чтобы я открыла глаза.

Но здесь в облаках так хорошо… мягко… спокойно… Блаженная прохлада вместо огненной бездны. Так хорошо! Хочется остаться. Я страшно устала…

Я ведь сделала это!

Я думала, что умру, что уже поздно… это конец…

Но я достала до самого дна! Я видела, как его душа там наполняется светом, растет. Из тонкого, едва различимого призрака превращается почти в человека, переливающегося огнем изнутри. Обретает силу.

Теперь наверх!

И я отталкиваюсь со всей силы и лечу вверх, все так же крепко держа его.

– Тиль! Очнись, Тиль.

Что-то касается моего лица.

– Тиль, ну, давай же!

Нужно усилие, чтобы вернуться из облаков. К нему.

Здесь так хорошо.

А там страшно.

Но Нарин зовет меня. Я нужна ему.

И я открываю глаза.

– Тиль!

Он смеется. Это такой нервный смех облегчения, когда уже все позади.

Он прижимается лбом к моему лбу, щекой к моей щеке, носом… он целует меня.

И я, наконец, возвращаюсь.

– Нарин… – шепчу я.

Он улыбается – широко и счастливо.

И все равно, что мы в тюрьме, что связаны руки и что надежды почти никакой.

Но я сделала это!

Все получится.

– Как ты? – спрашивает он.

– Хорошо, – я улыбаюсь в ответ.

И только сейчас вспоминаю. Пытаюсь сесть. Тело слушается плохо, все затекло, и приходится разминать суставы, словно я лежу тут целую вечность.

– Сейчас, – говорю я. – У меня есть нож, я освобожу тебя.

Он поворачивается на живот, потом на бок, спиной ко мне, чтобы было удобнее.

Я достаю и режу. Веревки крепкие, поддаются с трудом, да и намотано так, что видно – его боялись.

Наконец, у меня выходит.

Он встает сначала на колени, поводит плечами, встряхивает руки. Пальцы словно задеревенели, тоже не слушаются.

– Спасибо тебе, – говорит он.

Я помогаю ему растереть запястья и пальцы ладонями, разогнать кровь. Он сжимает и разжимает руку в кулак.

Кажется, все.

Садится рядом и, наконец, обнимает меня. Крепко и нежно, и так хорошо, прямо до слез. Я всхлипываю. Потом и вовсе реву. Слезы ручьями катятся по щекам.

– Тихо, тихо, все хорошо, – шепчет он, гладит меня по волосам.

И мне очень хочется ему верить.

Потом мы вместе смотрим, как от раны на его боку остался лишь легкий розовый шрам. Столько крови вокруг, все промокло от крови, но раны нет. Затянулась.

– Что будем делать? – спрашиваю я.

– Надо выбираться отсюда.

Он улыбается, словно это так легко.

* * *

Не бойся – сказал Эрнан.

Все получится.

Если только успеть – все получится.

У Маргед не так уж много настоящих сторонников. Она просто терпелива, она смогла появиться в нужный момент. Ошарашить. Люди видят, что король совсем не в себе, и с каждым днем все хуже. И тут появляется она. Обещает всех спасти, наградить и восстановить справедливость.

Да, Маргед знала, что делала.

Король убивает друзей, ближайших соратников – говорила она. Рух – Уларский наместник! И король наградил его, а потом убил! За что?! Скоро и с вами будет так же!

Кто-то сомневался. Кто-то боялся за свою жизнь и свое будущее. А кто-то хотел большего. Маргед обещала всем.

Арек, конечно… Арек хотел власти. Ему было мало.

Но кто-то еще остался верен.

К утру Лохан должен привести войска.

Но если к тому времени, когда он вернется, король Эрнан и королева Луцилия будут мертвы, то все эти войска бесполезны. Некого защищать. То, что мы еще живы – ничего не значит. Скорее всего, нас планировали убить на глазах у всех. Акт устрашения.

Тогда солдатам бесполезно сражаться. Не за кого. В стране останется только одна законная королева, и все должны присягнуть на верность ей.

Всего-то нужно было выиграть время. Появиться в нужный момент.

Но выход найти можно.

Только дверь заперта и мы одни.

Из оружия – лишь маленький узкий нож, но попробовать стоит.

Мы пытались привлечь внимание стражи. Надеялись, они откроют дверь, и Эрнан ударит. Он справится. А потом мы сбежим. Я знаю тайный ход к самому замку, Хаддин как-то водил меня. Подземелья манили Хаддина и пугали одновременно. В конце коридора, в нише, будет замаскированная дверь… а дальше уже просто.

Главное выбраться.

Я пыталась кричать, звать на помощь. Эрнан стучал в дверь.

К нашей двери даже подошел кто-то из стражи. Мы пытались изобразить звуки борьбы.

– Помогите! – кричала я. – Он сейчас убьет меня! Помогите!

Стражник за дверью только заржал, сказал, что пусть убивает, им потом меньше мороки. Так даже лучше.

Дверь не открыли.

Мы сидели с ним на полу, рядом, вслушиваясь в шаги в коридоре. В тишину.

Молчали.

Эрнан пытался что-то придумать, найти какие-то пути… Но что толку придумывать, если мы заперты и даже не представляем, что творится снаружи.

– А Гаран? – осторожно спросила я. – Он ведь тоже жив, да? Он в Лохленне?

Эрнан чуть вздрогнул, посмотрел на меня.

– Да, – сказал он. – В Лохленне. С Раэной. Ты видела его. Мы только втроем знали об этом. Я, Арек и Лохан. Теперь и Маргед знает тоже. Маргед с сыном мы взяли еще до штурма крепости, когда заняли город. Случайно наткнулись. Тогда еще Арек предлагал зарезать их обоих по-быстрому, чтобы потом не было проблем. Смешно, но одни обвиняют меня в том, что я слишком жесток, другие – что слишком мягок. Врагов нужно убивать сразу. Даже женщин и детей. Это позволит избежать еще больших жертв в будущем.