«Скажешь ему сам? А потом убьешь его?»

Нет.

– А если дочь? – говорю я со злостью.

– Что?

– Если у меня родится дочь? Как быть тогда?

Хочется убить его. Придушить за такие предложения прямо на месте.

Хочется разрыдаться. У меня тоже сдают нервы.

Не могу говорить об этом. Совсем. Не могу верить.

Вижу, как бледнеет и каменеет его лицо. Губы слегка подрагивают, словно он хочет что-то сказать, но не может. Правильно. Лучше помолчать.

Я понимаю, что он уже перестал надеяться на что-то для себя. Он добрался сюда из Гилтаса на одной лишь силе воли – должен был вернуться, спасти меня. И он вернулся. Теперь он хочет найти выход и помочь хотя бы мне, но сил уже нет. Никаких сил больше не осталось. Только лихорадочные метания. Все действительно зашло слишком далеко.

Но у меня другие планы.

Я не позволю ему сдаться.

– Я хочу поговорить с Ингрун, – решительно поднимаюсь на ноги. – Мне нужен ее совет. Как женщины. Как будущей королевы. Она куда мудрее любого из нас, она должна мне помочь.

Эрнан встает вместе со мной.

– Не пытайся остановить меня, – говорю я. – Иначе я буду кричать и звать на помощь.

Волны лениво набегают на берег, лениво переворачивают гальку с боку на бок, шуршат песком.

– Что с тобой, королева? – удивляется Ингрун. – Кто это сделал?

У меня разбита губа, кровь капает. Синяки на руках еще не сошли. Волосы растрепаны и порвано платье. Но это не имеет никакого значения сейчас.

– Мой муж, – говорю я.

Я помню новую волну безумия в его глазах. Он уже почти решился меня отпустить, но потом передумал, снова догнал… А потом – ужас. Больше даже для него ужас, чем для меня. Он ударил меня и только потом очнулся.

Ингрун хмурится.

– Ты пришла искать защиты у меня? – говорит она, ее голос как шорох прибоя.

– Я пришла искать помощи.

Морская царевна подходит ближе, рассматривает меня со всех сторон, словно диковинку, словно видит впервые. У нее молочно-белая кожа и неправдоподобно большие синие глаза, высокие скулы. Вблизи так отчетливо видно, что она не человек.

– Ты изменилась за эту зиму. Так повзрослела. Удивительно, как быстро взрослеют люди и как мало живут.

От ее слов пробирает дрожь. Ей больше трехсот лет, что для нее наша жизнь?

– Это была сложная зима, – говорю я.

– Дай мне руку, – говорит она.

– Нет, сначала вопрос, – я делаю шаг назад, не потому что боюсь, а просто… не сейчас. Сначала я хочу услышать. – Кто такие скитальцы?

По лицу Ингрун пробегает тень.

– Почему ты спрашиваешь?

– В детстве я умела оживлять бабочек, – говорю я. Сейчас не время скрывать. – Однажды, мне кажется, я смогла оживить даже мертвую птицу в саду. Но насчет птицы не уверена, может быть, она и не была мертва. Но с бабочками всегда получалось. Меня пугали, что если я еще хоть раз сделаю что-то такое, то скитальцы заберут меня.

Огромные глаза Ингрун смотрят на меня в упор, я не могу оторваться.

– Дай руку, – говорит она. Голос завораживает.

Я протягиваю. Ослушаться невозможно, мое тело действует само.

Ингрун берет мою руку в свою и накрывает другой ладонью. У нее тонкие, но очень сильные пальцы, словно сделанные из камня. Чуть шероховатая теплая кожа.

Легкое покалывание…

Ее глаза… Я смотрю в них, и словно меня подхватывает волна. Плыву…

– У тебя есть дар, но он спит, – говорит Ингрун, отпускает, отступает назад. – Давно я не видела такого у людей.

– Что это значит?

– Люди всегда считали скитальцев демонами, злыми духами, уводящими души людей в царство мертвых. Но это не совсем так. Скитальцы сами когда-то были людьми, но их души оторвались, застряли между мирами. Они ни там, ни здесь. Наш мир, нижний и верхний мир богов – могут попасть в любой, но нигде они не могут остаться. Они обречены вечно скитаться и не знать покоя. Когда скитальцы были людьми, у них был особый дар проводника между мирами, но что-то пошло не так. Опасный дар. Боги не прощают ошибок и слабости. Большинство срывается в первый же раз.

– И мой дар… он тоже такой?

– Да. Это опасный дар. Ты хочешь помочь ему? Хочешь вытащить из колодца его душу?

– Хочу. Это возможно?

Русалка смотрит на меня, в ее глазах плещется море. И пробирает дрожь.

– Возможно, – говорит она медленно, словно оценивая. – Но для этого нужно нырнуть на самое дно. Сгореть полностью в огне, очиститься. Для большинства это значит смерть. Знаешь закон? Жизнь за жизнь, но для этого нужно добровольное согласие. Добровольно отдать свою жизнь за жизнь другого человека. Иначе ничего не выйдет. Между вами должна быть крепкая связь. И лишь оттолкнувшись от дна, можно вернуться назад.

Умереть.

– То есть, если я попытаюсь, то могу умереть?

– Можешь, – говорит она. – Если боишься, лучше не лезь в это. Если боишься – ничего не выйдет.

– Я не боюсь.

Эрнан знает. И он никогда не позволит мне. Это опасно, и он никогда не позволит мне рисковать. Он скорее умрет сам, чем согласится на это.

Нужно что-то придумать.

– А почему с бабочками выходило так легко? – спрашиваю я. Хочется разобраться во всем.

Ингрун улыбается.

– Души бабочек не падают в колодец, они остаются здесь, в нашем мире. Ты просто брала их и возвращала. Но люди не бабочки. К тому же с Эрнаном все намного сложнее – он еще жив, его душа здесь. И его душа привязана к телу.

* * *

Я долго стояла в поле, в траве. Мне нужно было собраться с силами и с мыслями.

Я уже решилась, но все равно…

Нельзя бояться.

Нужно продумать все хорошенько и действовать наверняка. У меня только одна попытка. Я справлюсь.

Понять, как быть с Эрнаном. Уговорить его? Заставить?

Я стояла в поле, по колено в траве, и меня трясло. Не от страха даже, от напряжения.

Не стоит тянуть.

Чем дольше тянешь, тем хуже. Ингрун рассказала мне. Я знала что делать, но нужно было просто собраться.

Что-то происходило в замке.

Я не могла сказать наверняка, но… Тихо. Необычно тихо. Пусто на тренировочном дворе. Где все? Я встретила Арека на лестнице. Он окинул меня взглядом и как-то странно усмехнулся. Почти с сочувствием. Конечно, я понимала, что выглядела дико в порванном платье и с разбитой губой, но что-то мне казалось, дело не в этом.