Пораженные люди разом притихли.

— Более того, товарищи! — решив закончить на торжественной ноте, произнес уполномоченный. — Мне поручено сообщить, что все это вам будет отпущено совершенно бесплатно!

Бурные аплодисменты были ему ответом.

Американец прибыл на лимузине с дипломатическими номерами посольства США ближе к обеду. Уважают орнитологов в Америке! Он был одет как на сафари, долговязый, с трубкой во рту. С любопытством оглянувшись, он что-то сказал своей свите. Те дружно засмеялись. Затем он перебросился парой слов с переводчиком. Тот сообщил, что Джеймс хочет посмотреть на птиц, ему это очень важно. Ага, понятно, орнитолог ведь. И его тут же было решено отвести к журавлиному питомнику.

Там американец провел некоторое время, немного раздосадованный, что журавлики еще маленькие и пока не летают. Ему, как оказалось, было очень важно запечатлеть птицу в полете и сделать отметку в специальной тетради.

Тогда ему показали зубров в загоне. Американец уважительно закивал, рассматривая этих представителей отряда парнокопытных. Видимо, они символизировали для него времена Дикого Запада, караваны переселенцев, стада бизонов, набеги команчей, золото Маккены.

Когда шли обратно, директор заповедника широким жестом пригласил американца зайти в магазин. Не зря ж готовились. А потом, нужно было показать, что у нас есть еще кой-чего, помимо богатств природы. Пусть там всем у себя расскажет, что здесь хоть и не столица, но живут не тужат. Джеймс любезно согласился. Местные тут же напряглись, в немалой тревоге представляя, как обалдевший от такого изобилия американец скупит, к чертям, всю краковскую колбасу и печенье «Юбилейное», с него станется. Но тот, к большой радости жителей кордона, вскоре вышел, причем с пустыми руками. Хотя по всему было заметно, что под большим впечатлением. Вот так-то, гражданин хороший, у нас тут не хуже, чем у вас в Техасе.

Затем Джеймсу этому было решено показать берег реки. Там было и в самом деле красиво. На полдороге, на небольшой прогалине, заморский гость вдруг разглядел в высокой траве коростеля. Тот шуршал, явно занятый какими-то своими делами. Увидев американца, коростель стал смешно трещать и косить на него глазом.

Американец встал как вкопанный, даже трубка вывалилась изо рта. Стараясь не дышать, он ткнул в сторону коростеля пальцем и негромко проговорил:

— I want to see it!

Переводчик вторично пояснил, что для Джеймса очень важно увидеть птицу в небе, а не на земле, чем немного всех озадачил. Дело в том, что коростель хоть и перелетная птица, но без нужды от земли отрываться не любит и жизнь проводит, бегая в зарослях. Было немного странно, что американский орнитолог не в курсе.

Но чего не сделаешь гостеприимства ради. Место в момент окружили полные решимости сотрудники заповедника и лесничества. Они неумолимо сжимали кольцо, сопровождая свои действия хлопаньем и свистом, а бедный, ничего не понимающий коростель крутил головой, продолжая трещать с каждой секундой все беспокойнее.

Наконец его все-таки допекли, и он, взмахнув крыльями, тяжело оторвался от матушки-земли и взлетел над прибрежным лугом.

Американец просиял, поставил галочку в своей тетради, быстренько попрощался и уехал.

Народ же ломанулся в магазин. Все начали приставать к продавщице, хотелось узнать в подробностях, как именно восхитился американец при виде такого несусветного богатства. Но от Люськи толку было немного. Она стояла, несмотря на жару, в самой своей дорогой мохеровой кофте, с большой брошью на внушительной груди, и пребывала в состоянии полуобморочном, что нередко бывает с людьми при виде высокого начальства или иностранцев.

— Отстаньте! Ничего не помню, ничего не знаю, все как в тумане. Зашел, улыбается, башкой крутит, лопочет-лопочет, а что, шут его разберет! Дайте хоть на улицу выйти, воздуха глотнуть.

А уполномоченный не обманул. Не успел лимузин американца скрыться за соснами, он дал отмашку, и тут же эти прекрасные продукты были по-братски разделены. И американца этого потом долгое время все вспоминали добрым словом. Хоть этот Джеймс вроде ничего и не купил в магазине, но при сдаче выручки Люська вдруг обнаружила монету в двадцать пять центов — «квотер».

Вот бы удивился егерь, рассказавший нам это, да и все участники той истории, если бы они знали, кого принимали в последних числах мая восемьдесят седьмого.

Этим странным орнитологом, не знающим повадки коростелей, был активный наблюдатель за птицами, член группы любителей дикой природы Birdwatching, а по совместительству бывший директор ЦРУ, бывший министр обороны США Джеймс Шлезингер. Прибыв в Москву для консультации по обеспечению безопасности помещений нового посольского комплекса, он, верный своему хобби, решил провести денек в каком-нибудь хорошем месте, где есть возможность посмотреть на редких птиц. Отказать ему не посмели.

Не знаю, оставила ли себе ту монету в четверть доллара продавщица Люська, но если да, то я за нее рад. Ведь с тех пор, несмотря на инфляцию, она лишь многократно выросла в цене.

Одна моя знакомая еще в начале 70-х, обучаясь на младших курсах Первого меда, устроилась ночной лаборанткой в отделение морфологии на базе Боткинской больницы. По сути, она там ничего не делала, лишь вела какой-то журнал да иногда отвечала на телефонные звонки. Короче говоря, не работа, а мечта любого студента. И как-то раз, в канун Нового года, на одном из семинаров по анатомии она про эту свою синекуру проболталась преподавателю. Тот мгновенно сделал охотничью стойку, так как писал объемный труд по анатомии новорожденных.

— Слушай, да ведь ваше отделение при морге Боткинской? Мне бы пару детских трупиков с возвратом, на день, максимум на два! Сделай доброе дело, и я тебе гарантирую, что в этом семестре проблем у тебя с зачетами не будет.

А надо знать нашу кафедру анатомии. Тут за зачет не то что пару трупиков, весь морг Боткинской с секционными столами притащишь.

И вот девушка на следующем дежурстве, еще с вечера, за пол-литра договорилась с санитаром морга, забежала туда ранним утром, завернула трупики в больничные зеленые пеленки, сложила в красивую хозяйственную кожаную сумку, купленную по случаю в индийском магазине «Ганга», и отправилась в институт.

На Ленинградском проспекте мела поземка, за ночь подморозило, стоять в куцем пальтишке было холодно, но нужный ей троллейбус маршрута № 12 появился буквально сразу. Полчаса не пройдет, как она уже будет в анатомичке на Моховой.

В салоне было тепло, гудел и щелкал электродвигатель, фонарные столбы монотонно проплывали за окном, через какое-то время она прикрыла глаза.