взглянул на небо: — Ого! Всё-таки давай-ка мы хоть медленно, но будем поспешать. Чует мое сердце — пакость разразится преизрядная. Тучищи какие, а? Страхота, аж за душу цепляет.

Я согласилась:

— Мало не покажется.

В самом деле, жуть на небесах буквально завораживала. Фронт неотвратимо надвигался, он ширился и рос, чернильная клубящаяся тьма, местами по верхам белесая, словно с праздничными пенными барашками на фантастических, времен ветхозаветного потопа, чудовищных валах, была уже над нами. Солнечный кусочек синевы, забытый позади, у горизонта, всё еще держался до последнего, но он был обречен. Застоявшийся залив пришел в движение, на глазах наглеющие волны с нетерпением, с каким-то чуть ли не садистским даже вожделением оглаживали берег. Прощальным многоцветьем было вспыхнула листва, как полыхает при избытке напряжения в сети электрическая лампочка, и раз — и до весны перегорела. Навалом потемнело, мир, как иногда бывает на закате, на какие-то секунды окрасился в причудливые фиолетово-бордовые тона, потом настали сумерки.

Буря наступала мощно, зримо, ровной линией: на заливе, приближаясь к нам, вскипали буруны, ветер гнал по пляжу мусор и песок. Дальше начиналась зона отчуждения, а за ней, с пока еще неслышным грохотом падала и не могла, не должна была упасть стена дождя.

Занятно, но Тесалов даже улыбнулся в предвкушении:

— Атас, сейчас начнется! — А то я не заметила. — Держись!

Пришлось, куда же денешься. С ног ветер не свалил, но заставил приостановиться и отвернуть лицо, чтобы не задохнуться и уберечь глаза от пыли и песка. На несколько мгновений обозначилась томительная пауза, опять ударил ветер, и еще; а в довершение прелюдии ликующим аккордом, показалось — непосредственно у нас над головами, пока еще всухую грянул гром.

Не буду врать — я не перекрестилась.

Глава 12. Продолжение

Давненько я такой грозищи не видала — наипаче в середине октября, на изломе осени. Дождь валился вперемешку с градом, шквальный ветер норовил смахнуть скорлупку «жигулей» прямиком в бушующие волны. На моих глазах разлапистая молния с грохотом обрушилась в залив. Красиво было.

Как и следовало ожидать, к моменту, когда мы добрались до парковки, оба вымокли, пардоньте, до исподнего. Первым делом я запустила двигатель, врубила обогрев на полную и включила «дворники». Боковые стекла запотели, лобовое, обдуваемое теплым воздухом, оставалось чистым изнутри и всё равно снаружи непроглядным. «Дворники» с работой не справлялись, впрочем, смысла в этом на стоянке не было; тем не менее, казалось, их размеренное маятниковое колыхание исхитряется хоть как-то противостоять разошедшейся стихии. Всё чуть уютнее.

Лило как из ведра.

— Почти как в тропиках, — заметил капитан. — Имеет смысл переждать, как думаешь?

— У меня не вездеход-амфибия, — проворчала я, доставая с заднего сиденья рюкзачок со сменными одежками. — А ты еще и в тропиках бывал?

— Сам не сподобился. Приятеля однажды занесло… — Тесалов оценил салон «десяточки»: — Кучеряво медики живут. Я-то в простоте душевной полагал, что лекарской зарплаты хватит в лучшем случае на велосипед.

— На китайский самокат в рассрочку. — Я наконец-то раскопала полотенце, вытерла лицо и волосы. — Держи, — протянула я его Тесалову, — ежели, конечно, не побрезгуешь.

— И даже не надейтесь, доктор Кейн. — Тесалов повторил мои манипуляции. — Спасибо… чхи! и типа будь здоров, пока не околеешь. — Он хрустко потянулся: — Эх, теперь бы в баньку хорошо — и причем не в сауну с понтами, а в парную с веничком! Не увлекаешься?

— Так, иногда… Без фанатизма, — отозвалась я, копаясь в рюкзачке. — А машину, кстати, папа подарил — папа, а не папик, если тебя это как-то трогает.

— А ты знаешь… — Он как будто даже удивился: — Почему-то, как ни странно, трогает.

Я не удержалась:

— Хочешь руку вместе с сердцем предложить?

Тесалов ухмыльнулся:

— Это мысль. Во всяком случае, с тобой не заскучаешь. Опять-таки — и папа состоятельный…

— Практичный ты какой… — Я вытащила тонкий свитерок и олимпийку. — Ты бы отвернулся, женишок: переодеться надобно…

Хотя бы торс, с низами обойдусь.

— А грязных домогательств не пужаешься?

Капитан покладисто уставился в мутное стекло.

— Еще чего… — Я с наслаждением стянула мокрое тряпье. — Я хоть не психиатр, но, в общем, где-то врач. Суицидальным комплексом ты явно не страдаешь.

— Иначе говоря, я не настолько глуп, чтобы нарываться на кастрацию?

— На бирку в морге, — уточнила я, влезая в свитерок. — Порядок, капитан. Смотреть не возбраняется.

— Сейчас… — Тесалов что-то дорисовывал пальцем на оконной мути. — Готово. Как тебе?

Хм… хм!

— Недурственно. — На запотевшем боковом стекле беглыми штрихами был изображен злоехиднейший бесенок с рожками и рожицей, похожей на мою. — Сочтем за комплимент.

— Всегда пожалуйста. — Тесалов вынул из кармана куртки раскисшую от сырости пачку сигарет. — Не мать, так перемать. Нет в мире совершенства.

— Сигареты в бардачке, пошарь. И передай мне тоже. После такой встряски не грешно.

— Ты вроде не курила?

— Закурила вот… по вашей милости. Кому-то, может, это пустячок, а меня с работы чуть не выперли, — произнесла я с горечью, какой не ожидала. — На должность медсестры перевели, в регистратуру, блин, до окончания должностной проверки.

— Бред какой… — Тесалов передал мне сигарету, чиркнул зажигалкой, чуть приспустил стекло. — С твоим начальством… ладно, погоди, давай-ка доживем до понедельника. Ты, между прочим, в курсе, что один из тех козлов, что не по делу м-м… поскользнулся в камере, в больнице окочурился-таки? Вчера, от перелома основания черепа.

Опаньки.

— А я-то здесь при чем?

Как еще должна была я реагировать? Ну грустно, да; вот я и оскоромилась. И ведь ничего в душе не ворохнулось, ровным счетом то есть — ни-че-го. Я дрянь, наверное? Я даже чуть подвинула зеркальце заднего обзора и внимательно взглянула на себя. Нет, вроде не похожа.

А зачем он мне об этом сообщил?

— Я бы, кстати, не переживал, — очень ясно посмотрел Тесалов. — Бывают в жизни… недоразумения. Сто из ста — сойдет на тормозах, заморачиваться никому не хочется. Так сказать, издержки бытия.

А кто бы возражал:

— Говорят, все беды от погоды.

Капитан как будто согласился:

— Всё зло от климата, — не спорил капитан. — Приходит ветер и уходит ветер, и снова возвращается на круги свои; всё суета сует… А еще и лунное затмение вчера имело место быть. Серьезно, полное, по ящику сказали.

Вот как? То-то мне спалось так странновато… ясно, почему так странно мне спалось.

И черт ты с ним… со мной, сиречь. Проехали. А впрочем, нет: хоть я и не слишком любопытна до всего, что не меня касается, один вопрос Тесалову напрашивался сам собой. До сих пор не к слову как-то было, но теперь, раз масть сама легла: