— А вы вообще вредители. Шучу. Один такой Козлов… в конце концов, мы все несовершенны. Бывает, человеку что-нибудь втемяшится — и всё, пошла писать губерния. Особенно по молодости лет, подумать не сподобившись… Я сигарету стрельну?

— Травись, я воздержусь.

— И правильно. Так вот. — Он закурил. — Представь такого м-м… чудака на месте происшествия. Налицо покойница, незапертая дверь, в квартире следы обыска. По счету это первый эпизод из нашей как бы серии, кавычки подразумеваются. Итак…

— Это где второй этаж?

— Вот именно. Итак: покойницу имеем? Не пойми превратно — таки да. И кража налицо? Да, никуда не денешься. А какая версия при таком раскладе на ум приходит первой? Ну?

— Убийство с целью ограбления, наверное, — пожала я плечами.

Он кивнул:

— Стреляй, не промахнешься. Разумеется. Вот и наш один такой Козлов… словом, он на этой версии зациклился. А по службе он товарищ добросовестный: положено соседей опросить — достанет всех. Упертый такой юноша…

— Я в курсе, знаешь ли. И что же?

— Ничего. Познакомился он с бабушкой выше этажом. Для полноты картины уточняю: бабушка по жизни не того, даром что в дурдоме не прописана. Днями, говорит, ломился кто-то в дверь, уверял, что врач из поликлиники, забрать, поди, хотел. Старушка, понимаешь ли, боится, что ее в психушку упекут, бывала уже там. Так Козлов и зацепился за «врача». Сложилось у него, что некий врач-убивец так проникает в дом, укол смертельный делает — и чистит закрома. Ну втемяшилась ему такая достоевщина: известно, пять старушек — рубль.

— Наслышана.

— Да, старый анекдот. Короче говоря, зациклился пацан, в мозгах закоротило. Ну а дальше ясно — сплетни поползли, ужастики такие коммунальные. Надо объяснять, как слухи формируются? Стоит пару-тройку раз поспрашивать соседей с упором на врача — остальное граждане додумают. Публика у нас на страшилки падкая. — Он загасил окурок. — Вот, собственно, и всё, и вся тебе история… история болезни, скажем так. Достаточно?

Вполне.

И всё же я не уяснила главного:

— А я была при чем?!

— Ты? Подвернулась под руку. Не злись, лично я вообще-то белый и пушистый… Помнишь, у тебя как раз недели три назад больная умерла?

Я кивнула:

— Было, да.

А это-то при чем?

— Тебе тогда пришлось с милицией общаться — в том числе с Козловым.

Даже так?

— Как-то я не отфиксировалась, знаешь ли, не до того мне было. Зачехлил бы сам больного…

— Увольте, доктор, каждому свое. Да всё я понимаю, не трудись ты, — заверил капитан. — А вот Козлову ты уже тогда не очень-то понравилась: странная ты, мол, какая-то была. Плюс потом вы с ним еще разок столкнулись, правильно?

Попался бы он мне…

— Это когда он машину тормознул? Мы тогда с Калугиным, с водителем моим, на вызов торопились. Помнится, я как бы нахамила слегонца. Погоди-ка, дай сообразить… ага, во вторник дело было. Так, а в среду вечером, на следующий день, меня арестовали. Н-да… — Я припомнила свои умозаключения в камере: — Ты как бы намекаешь, что ваш такой Козлов так отыгрался попросту? из личной неприязни, так сказать?

— Ну, он Козлов, но всё же не настолько. Впрочем, не без этого, наверное, антипатия сыграла свою роль. У вас она взаимная… А вообще-то там накладка приключилась. Помнишь, я тебя про ложный вызов спрашивал? Примерно в то же время там, на той же лестнице, гражданка умерла. Намекну: опять-таки сама, эксперты говорят — в диабетическую кому впала.

Я оживилась:

— Хочешь, я навскидку адрес назову? Пражская 11–61, на первом этаже, старушка Соловец, забыла имя-отчество. Да не косись ты на меня ментовским мутным зраком, — развеселилась я, — я невиноватая! Вы своих особо выдающихся рецидивистов помните? вот и мы — своих. На ту лестницу она одна такая, у нас вся «неотлога» эту бабку знает… знала, то бишь Царство ей Небесное, опять-таки — туда ей и дорога. Сам же говоришь — она сама.

— Если не сама, то с Божьей помощью, — проворчал Тесалов, — в запертой на все замки квартире, с засовом изнутри. Просто к этому моменту один такой… пацан, короче говоря, вразнос пошел, всё, что мог, под версию подстраивал. Что называется, искал не там, где есть, а там, где посветлее. Труп есть? ты есть?..

Я желчно обронила:

— Чего еще желать.

Капитан досадливо поморщился:

— Не трави мне душу, честь мундира всё-таки. Не все у нас Козловы… — после паузы он чуть пожал плечами: — Короче, дальше ясно всё…

Н-да…

Ясно, дальше — всё… то есть дальше-то всё где-то как-то ясно. Ярмарка абсурда, м-мать-размать, чтобы не сказать, что перемать, ешкину коту в корму ершачий корень! Воистину марш бравых идиотиков: много шуму, блин, и ничего; комедия ошибок плюс дебилизация ментов всея Руси — не всех, но поголовно.

Да-а…

Да, дамы-господа, такой идиотизм в голове не сразу же уложится. Настолько откровенной абсурдистики я не ожидала. Вам, между прочим, проще: вам-то вся эта галиматья была известна загодя, в режиме забегания вперед. И впридачу с большими подробностями, кстати; стоило трудиться, б-блин! Смешно…

Ладно, дело прошлое.

Проехали.

Мы проскочили Лахту, без задержки миновали КПП. Начинался город. Езды нам оставалось три, от силы пять минут.

А дальше что?

— Дальше нам направо, — подсказал Тесалов, — и до пересечения с Яхтенной… а теперь налево, и дальше вон туда, в проезд между домами…

И дальше-таки что? Почему-то я подозревала, что сегодня мы с Тесаловым так просто не расстанемся. Не скажу, что я бы возражала.

Тесалов словно мысли прочитал:

— А дальше всё, приехали… Поднимешься?

Я выдержала паузу.

— Ждала, что ты предложишь.

Тесалов мило ухмыльнулся:

— Тонко намекаю: не женат, живу один. Горячий душ и ужин гарантирую… И как?

Чего еще желать.

— А был бы повод, так-то с удовольствием.

Между прочим, кто из нас кого соблазнить нацелился? Вот и я о том же: любовь, известно, зла, захочешь э-э… и мента. Впрочем, и менты же как-то размножаются? Почкованием, наверно, как и все.

А заодно проверим.

На самом деле, я еще на побережье — еще не головой, тогда еще на гормональном уровне скорее — поняла, что без развития сюжет не обойдется. Потому тогда я и рванула взапуски: не от Тесалова, от самое себя — и от некой предопределенности, наверное, потому что всякая, совсем необязательно плохая, предопределенность у меня… ну, скажем, вызывает неприятие, дискомфорт какой-то; как еще назвать? И поэтому же я не очень-то стремилась убежать — и не убежала, потому что всё равно от предопределенности никуда