Брюнетка рвет и мечет, пораженная моей беспролазной глупостью. Блондинка своевременно падает в обморок, чтобы избежать участья в этой патетичной сцене. Я ставлю размашистую подпись, едва мазнув взглядом плотные ряды строчек. Глаза Франсуа увлажняет благодарность.

– Спасибо тебе, – мямлит он, не глядя на меня, то ли из страха разрыдаться от признательности, то ли опасаясь что из-под скорбной маски выскочит ухмыляющаяся клоунская рожа.

Я уже жалею о своем поступке. Поддавшись минутному порыву, я одним взмахом ручки перечеркнула свое светлое будущее.

– Ты будешь сегодня после обеда дома? – спрашивает, поднявшись из-за стола, Франсуа, – Придет оценщик. Я буду продавать квартиру. Так быстро, конечно, не удастся. Но, может, выйдет получить аванс.

– А где мы будем жить? – тупо хлопаю ресницами я.

– Не знаю. Пока меня интересует только жизнь Леа. Прости. Мне пора.

Я допиваю остывший кофе и прикуриваю сигарету. Вот так вот неожиданно некто невидимый скомкал сильной рукой яркую картинку моей красивой богатой жизни и пренебрежительно кинул в мусорную корзину. Еще вчера я терзалась душевными муками и горевала по потери Франсуа, не замечая мягких теплых стен уютного кокона блогосостояния. А теперь эти стены, которые я так тщательно и самоотверженно возводила, толкая миллионера под венец, в одночасье рухнули, оставив мне гору платьев, сумочек и туфель. Мой мозг отказывается заглатывать такую горькую пилюлю.

Во второй половине дня Франсуа заявляется, как и обещал, в сопровождении румяного толстяка, который протиснувшись в нашу коморку, принимается шарить по углам, презрительно сморщив нос-картошку. «Цены на недвижимость сейчас сильно упали» скрепит по ходу дела колобок. Мой муж, успевший за те несколько часов, что я его не видела, состариться на два-три года, безучастно следит за его передвижениями.

– Деньги за машину завтра переведут, – сообщает он мне, когда кусок сала, швырнув нам какие-то бумажки, укатывается восвояси, – За часы даже половины стоимости не дали. 80 000 не хватает. Лиза, что мне делать, а?

Он поднимает на меня переливающийся через край отчаянием взгляд, и я, не сдержавшись, устремляюсь к нему на встречу и заключаю в объятия этого потерянного, испуганного мальчугана.

– Я так боюсь. Если с ней что-то случится, я никогда себе этого не прощу. Я вообще не смогу жить дальше. При чем тут вообще она, а? Ну, скажи? В чем она провинилась? Ей еще трех лет нет. Лучше бы меня мучили, пытали, пусть бы убили даже за эти чертовы миллионы. Только бы ее не трогали.

Теперь у меня не остается сомнений в искренности Франсуа. Так притворяться невозможно. Он цепляется за меня, зарывается влажным от слез лицом в мою футболку. Я глажу его непокорные волосы.

– Все будет хорошо. С ней ничего не случится.

Я ощущаю в себе странную неведомую до этого необходимость защитить мужчину, согреть своим теплом, сделать все что угодно, лишь бы он был счастлив.

– Нужно 80 000? Подожди, посиди здесь. Выпей виски со льдом. Встряхнись немного. Тебе надо быть в форме, – бормочу я, отстранясь, – Вот, на, давай все опрокинь залпом, сразу полегчает.

Оставив его на кухне, я на автопилоте устремляюсь в спальню и вытряхиваю на пол все содержимое одеждного шкафа. Сгребаю в большой картонный пакет все самое ценное – сумки, украшения, ненадеванные платья и обувь. Комиссионных под названием dépôt vente de luxe в Каннах немало. Я устремляюсь в знакомый мне по старым сделкам магазинчик. Выгоднее всего удается расстаться с моими двумя почти новыми Биркин и тремя Шанелями (хозяйка выдает мне 50% изначальной стоимости, а продавать эти сокровища будет в последствии почти по цене бутика), остальные вещи уходят практически за бесценок. Следующая остановка – ювелирная лавка, где я прощаюсь с подарком мосье Сешо – Ролексом Дайтона, часами Картье, колье Ван Клиф, браслетом Тиффани, несколькими прелестными колечками, преобретенными в Милане серьгами и прочими ювелирными накоплениями, которые я собирала годами, прыгая из одной койки в другую. Я отрываю от себя с мясом этих преданных друзей, что служили мне верой и правдой, демонстрируя своим благородным блеском потенциальному спонсору объем предстоящих инвестиций. Они были моей визитной карточкой, изящным индикатором моей успешности, моим пропуском в прекрасный мир богатых и знаменитых, штрихкодом, по которому считывалась моя цена. И даже немного моими милыми беспроблемными детишками. На обратном пути я связываюсь со знакомым владельцем автосалона, который соглашается завтра утром принять в свою команду мою красную подругу.

Я бреду по Круазетт, давясь слезами и табаком. « Дура ты, Лиза » шипит брюнетка, «На кой ты все отдала? За чужого ребенка? Мужчине, который тебя бросил? Что за идиотский мазохизм?» Она подхватывает элегантный чемодан Виттон и, махнув мне рукой, растворяется в вечерних сумерках. Блондинка, всхлипывая, и размазывая по щекам тушь, исчезает следом. Я остаюсь одна. У меня больше никого и чего нет. Кроме стайки морщин и болезненно сжимающегося комочка воспоминаний.

Глава 25

Чужая тетя

Франсуа возвращается поздно вечером. Я молча протягиваю ему собранные купюры. Он прижимает меня к себе крепко-крепко, и эти сильные пропахшие сигаретным дымом объятия красноречивее любых слов. Я впитываю в себя каждую секунду этой ускользающей близости, цепляюсь за нее как за последний шаткий аргумент, доказывающий обоснованность моей жертвы.

– Побудь со мной, пожалуйста, – робко просит он, – Мне кажется, что если я засну, случится непоправимое.

Мы сидим на диване, слившись в единый тревожный клубок, и, вцепившись невидящим взглядом в пестреющий каким-то бессмысленным фильмом экран, терпеливо ждем окончания этой бесконечно длинной ночи. Около четырех утра, когда мне становится совсем тяжело бороться с обвалакивающей сетью дремоты, тишину гостиной разрывает протяжный сигнал телефона. Бывшая теща Франсуа сообщает, что Вероник увезли в больницу с нервным срывом, и его присутствие может оказаться полезным. Он безоговорочно собирается и, коснувшись губами моего виска, убегает. Я сомнамбулически доползаю до кровати и пообещав себе, что завтра весь этот кошмар закончится, растворяюсь в тонкой беспокойной пелене сна.

Однако, данное самой себе обещание не желает осуществляться. Утро не приносит облегчения, растолкав меня ранним рассветом, и не замедлив напомнить обо всех вчерашних злоключениях. Мобильный Франсуа безразлично уведомляет меня, что интересующий меня абонент находится вне зоны доступа. А конкретнее? Где это вне зоны? Все еще в больнице у постели депрессивной супруги? В полицейском участке? В банке? На встрече с похитителями? Мой зависимый организм требует срочной кофейно-сигаретной встряски. Франсуа прорезается знакомым номером на экране айфона только в районе обеда, когда количество пожирающих мои легкие никотиновых порций переваливает за десяток.

– Я перевел всю сумму, – сообщает он сходу, не поинтересовавшись моим самочувствием, – Ждем