Постучав, в гостиную зашла Джоан, горничная, с подносом, загруженным легкими закусками.

– Вы не успели позавтракать.

Саша не глядя махнул на стол рядом, и Джоан опустила поднос. Поправив юбки, она опасливо взглянула в его осунувшееся лицо и заметила печать усталости.

– Я могу идти?

– Как Астра?

– Безутешна. Сидит в комнате вместе с Линой.

– Линой?

– Горничная.

– А, точно. Прости, я подзабыл.

– Вам стоит поесть и отдохнуть.

– Да, тем более что времени на это теперь будет валом. – Уголки его рта приподнялись в измученной улыбке. – Меня, видишь ли, посадили под домашний арест и приставят охрану.

– Но мы и есть ваша охрана. – Джоан неосознанно нащупала под верхней белой юбкой кобуру с пистолетом. – Или же они думают, что вы годами без нее сидели?

– Не уверен, умеют ли они вообще думать. – Саша хлопнул себя по коленям, подошел к столу и закинул в рот пару виноградин. – Нет, они не доверяют вам.

Джоан приподняла брови, на ее высоком лбу проступили упрямые складки, и она пробубнила:

– Не люблю политику. До второй половины прошлого века ею – простите, Ваше Высочество, – занимались только надменные белые кретины мужского пола.

Саша улыбнулся ее забавному замечанию. А ведь он даже не мог вспомнить, когда в последний раз говорил с прислугой дольше минуты. С людьми, с которыми ему приходилось работать и которым он платил, – прислугой и охраной в одном лице, учеными, курьерами – он придерживался рабочих отношений, не любил размывать личностные границы, углубляться в чужие внутренние миры. Его не интересовало никакое мнение тех, кто был с ним только из-за денег, если только оно не касалось работы, и друзей в них он не мог увидеть. Однако сейчас именно такого общения ему не хватало.

Лицо его на мгновение просияло, а затем вновь омрачилось напоминанием о серьезности ситуации, в которую он попал. Он чувствовал себя почти проигравшим в незримой борьбе за Анко: ученые по указке Бундестага напишут любое заключение, чтобы оставить ее тело в своей лаборатории для исследований, и Саше, с его подпорченной репутацией, в очередной раз не доказать, что они лгут.

«Может, оно и к лучшему, – успокаивал он себя. – Быть может, их жалкие потуги извлечь из этого что-то полезное и увенчаются успехом».

Но что-то не давало Саше покоя. Не мог он просто отдать Анко им на растерзание, пусть и знал, что придется. Он вдруг вспомнил тело бабушки, оставшееся в стеклянном «гробу» на вражеской базе, и с легким удивлением отметил, что его недолго это волновало. Бог знает, что они сделали с ее телом, а он даже не пустил ни одной слезинки из-за ее утраты и трагичности судьбы.

Впрочем, он еще никого никогда по-настоящему не оплакивал. Ни отца, ни мать.

Мамина шкатулка. Точно, нужно в нее заглянуть.

Саша вышел в парадный вестибюль и при виде спускающейся Астры застыл у подножия лестницы. Она была в шелковом пурпурном халате, с растрепанными распущенными волосами и совсем побелевшей кожей. Саше не верилось, что было время, когда ее осунувшееся лицо не выражало скорби. Казалось, пока Астра не подошла к нему вплотную, она не замечала его присутствия.

– Нужно похоронить Анко, – произнесла она шепотом. – Нельзя держать ее в лаборатории.

Отрешенный вид Саши и его молчание посеяли в ней тревогу.

– Боюсь, ничего не выйдет.

Астра смотрела на него отупевшим от горя взглядом, пытаясь осознать услышанное.

– Что это значит?

– Бундестаг хочет забрать ее. Я ничего не смогу с этим сделать.

Глаза ее стали круглыми, как у совы. Она открыла рот, но жгучие слова застряли в горле.

– Посмотри мне в глаза.

Не исполнив ее просьбы, он лишь ниже опустил голову.

– Я думаю, так будет лучше.

– Для кого?

– Для империи. Это на самом деле не так важно, как…

– Не так важно? – Астра шагнула вперед и прорычала: – Я так и знала, что ты видишь в нас не более чем бездушный хлам, который можно подарить какому-нибудь сборищу ученых для экспериментов! А мне на секунду показалось, что ты нами дорожишь. Ни черта подобного! Ты боялся потерять нас, потому что потратил кучу сил и времени на наше создание. Потому что мы своим существованием согревали твое раздутое ученое эго. А теперь, когда в Анко больше нет прока, хочешь выжать из нее последние соки! – Астра перевела дыхание и, больше распалившись, схватила Сашу за грудки так, что ткань рубашки затрещала в ее кулаках. – Ты ни слезинки по ней не пролил. Засунул ее в гроб и в лабораторию. Что, сам хотел ее на запчасти разобрать, но тебе предложили условия лучше? Когда она умирала, даже смотреть на нее не желал! В нас с Анко больше человеческого, чем в тебе! А ты… – Она плакала и злилась, и на лице ее отразилась борьба между болью и яростью. Испытывать их вместе ей было невыносимо. – Ты просто монстр. Бездушный эгоист, каких поискать! Ты всегда таким был!

Она отпустила его и убежала на улицу, в сад.

Саша схватился за перила и неспешно поднялся к себе в кабинет, стараясь отогнать размышления о разговоре с Астрой подальше и отвлечься загадкой Авроры. Шкатулка матери покоилась в нижнем ящике ее рабочего стола и была наглухо закрыта на замок. Саша вспомнил о массе для создания ключей, которая завалялась в его кармане, вытащил ее из коробочки и запихнул в замочную скважину. Когда масса приняла форму ключа, он вскрыл замок, откинул его на стол и медленно поднял крышку. На бархатном дне, собранные в кучу, лежали драгоценности, – кольца с большими камнями, ожерелье, цепочки, серьги с рубинами и золотой браслет. Под дном он нашел сложенную бумагу и флешку. Он захлопнул шкатулку, зашел в свою комнату и включил компьютер. Пока содержимое старенькой флешки выгружалось на экран, Саша с опаской развернул бумагу. В глаза бросилась таблица, разделенная на три столбца. Первый столбец с непонятным набором букв и цифр. Во втором и третьем только цифры. Затем его взгляд упал на названия каждого столбца, и ледяной холод окатил его с головы до ног так, что он вскочил с места. Сердце едва не выпрыгивало из груди, в душе зародился протест.

Нет, этого не может быть. Нет, черт возьми, нет!

Жизнь пролетела у Саши перед глазами. Он искал в обрывках воспоминаний доказательства содержимому листка и, к собственной досаде, зацепился за пару из них.

– Черт! – Его руки тряслись так, словно он замерз: накативший от ошеломления холод терзал его тело.

На экране отобразилось содержимое флэшки – одна-единственная аудиозапись.

Саша знал, что, услышав ее, больше не сможет воспринимать свою жизнь как прежде. Пока же он неустанно переубеждал себя в достоверности увиденного, но всякий раз, перечитывая написанное на листке, сдерживался от желания разорвать его на десятки кусочков. В надежде услышать опровержение он запустил запись и сел на кресло.