Трина подкрадывается ко мне быстрыми бесшумными шагами. Вотона уже прямо передо мной, я даже пошевелиться не успела.

— А сейчас я заберу его обратно! Знай, он всегдавозвращается ко мне.

Я протягиваю руку к бамбуковой разделочной доске,рассчитывая стукнуть Трину по голове, но Трина бросается на меня такстремительно, что я теряю равновесие и налетаю на холодильник. От удара у меняперехватывает дыхание. Я падаю, задыхаясь и хватаясь за горло. Слышу, как стреском раскалывается голова, ударившись об пол, и теплая струйка крови стекаетпо черепу мне в рот.

Не дав мне времени ответить, хоть как-то защитить себя,Трина набрасывается на меня, рвет ногтями одежду, лицо, волосы и шепчет в ухо:

— Сдавайся, Эвер! Прекрати борьбу. Отправляйся к своемусчастливому семейству, они все тебя так ждут… Ты не создана для этого мира. Длятебя в нем ничего не осталось. И вот сейчас у тебя есть шанс его покинуть.

Наверное, я на секунду потеряла сознание. Открываю глаза, аТрина все еще нависает надо мной. Ее лицо и руки измазаны кровью. Трина шепчет,и бормочет, и уговаривает меня сдаться раз и навсегда, покориться, покончить совсем.

Может, раньше такой выход и показался бы мнесоблазнительным, но не теперь. Эта тварь убила мою семью, и сейчас она за этозаплатит!

Я закрываю глаза и возвращаюсь туда, в то мгновение — мы вмашине, веселые, счастливые, переполненные любовью. Я вижу куда яснее, чемраньше, потому что больше не чувствую себя виноватой.

Во мне пробуждается сила, и я сбрасываю с себя Трину, швыряюее через всю комнату — Трина врезается в стену, ее правая рука выгибается подкаким-то неестественным углом, и тело сползает на пол. Она смотрит на меняшироко раскрытыми от изумления глазами, но тут же вскакивает, со смехомотряхивается и бросается на меня. Я опять ее отшвыриваю. Трина летит через всюкухню, через кабинет и ударяется о балконную дверь. Стеклянные осколки дождемсыплются во все стороны.

— Впечатляющая реконструкция места преступления, —усмехается Трина, выдергивая осколки из своих рук, ног, лица. Раны мгновеннозакрываются. — Не терпится прочитать об этом в завтрашних газетах. —И так же, с улыбкой, она вновь подходит ко мне, полная энергии и рвущаяся кпобеде. — Честно говоря, твоя убогая демонстрация силы совсем ни к чему, —шепчет она. — Серьезно, Эвер, ты — негостеприимная хозяйка. Неудивительно,что у тебя совсем нет друзей, если ты так обращаешься с гостями.

Я отталкиваю Трину. Я готова швырять ее хоть тысячу раз,если придется! Но не успеваю я закончить мысль, как голову пронзает чудовищнаядавящая боль. Трина делает шаг ко мне. Ее губы растянуты в улыбке, от которой яцепенею и даже не могу остановить противницу.

— Старинный фокус — «голова в тисках с зубчатымизажимами», — смеется Трина. — Действует безотказно! А ведь я пыталасьтебя предупредить, но ты не захотела слушать. Право, Эвер, все зависит толькоот тебя. Я могу усилить боль… — Она щурит глаза, и мое тело корчится вагонии, а к горлу подступает тошнота. — Или ты можешь… просто сдаться.Тогда все будет легко и мило. Выбирай!

Я стараюсь сфокусировать взгляд, но в глазах всерасплывается, руки и ноги словно без костей, а Трина — стремительное размытоепятно, и я знаю, что мне ее не одолеть.

Закрываю глаза и думаю: я не могу позволить ей победить. Онане должна победить. Только не в этот раз, после того что она сделала с моейсемьей.

Я слабо, неуклюже замахиваюсь… Мой кулак попадает ей прямо вгрудь — но, едва задев, бессильно падает.

Шатаясь, я отступаю назад, понимая, что удар былнедостаточно силен. От него никакого толку.

Закрываю глаза и, сжавшись, жду конца. Раз он все равнонеизбежен, так пусть уж поскорее. Но вот в голове понемногу проясняется, буря вжелудке успокаивается, и я вновь открываю глаза. Трина прислонилась к стене и,держась за грудь, обвиняюще смотрит в пространство.

— Деймен! — кричит она, глядя мимо меня. — Непозволяй ей так поступать со мной! С нами!

Я оборачиваюсь и вижу, что Деймен стоит рядом, смотрит наТрину и качает головой.

— Поздно. — Он берет мою руку и сплетает пальцы смоими. — Тебе пора уходить, Поверина.

— Не называй меня так! — вопит она. Невероятныезеленые глаза налились кровью. — Я ненавижу это имя!

— Знаю, — отвечает он, крепче сжимая мои пальцы.

Трина съеживается, сморщивается, стареет на глазах — иисчезает. Остаются только изящные туфли и черное шелковое платье.

— Как это…

Я поворачиваюсь к Деймену в надежде получить объяснение.

А он только улыбается.

— Все кончено. Совсем, абсолютно. Кончено навеки.

Он притягивает меня к себе, покрывает лицо чудесными теплымипоцелуями и обещает:

— Она никогда больше нас не потревожит.

— Я что… убила ее?

Не уверена, что я этому рада, несмотря на то что она сделалас моей семьей и на то что много раз убивала меня саму.

Деймен кивает.

— А… как? Если она бессмертная, так я, вроде, должнабыла отрезать ей голову?

Деймен смеется.

— Что за книги ты читаешь?

Потом его лицо становится серьезным.

— Все совсем не так. Не надо отрубать головы, не нужноосиновых колов и серебряных пуль. Все сводится к одному простому факту:ненависть ослабляет, а любовь придает силы. Каким-то образом ты сумела ударитьТрину в самое уязвимое место.

И все-таки я не понимаю.

— Да я ее едва коснулась!

— Ты метила в четвертую чакру и попала прямо в яблочко.

Что-что?

— В человеческом теле семь чакр. Четвертая чакра, иличакра сердца, как ее иногда называют, — средоточие бескорыстной любви,сочувствия, всего того, чего Трина была лишена. Поэтому она была беззащитнаперед тобой. Эвер, ее убило отсутствие любви.

— Но если эта чакра такая уязвимая, почему Трина ее незащитила?

— Ее ослепил собственный эгоизм. Трина не замечала,какие темные силы владели ею, какой она стала злобной и жадной…

— А если ты все знал, почему не сказал мне раньше?

Он пожимает плечами.

— Это были всего лишь предположения. До сих пор яникогда не убивал бессмертных, поэтому сомневался, подействует ли…

— Значит, есть и другие бессмертные? Не только Трина?

Деймен открывает рот, как будто хочет что-то сказать, и тутже закрывает снова. В его глазах я вижу проблеск… сожаления? Раскаяния? Что быэто ни было, оно мгновенно исчезает.