которая вас сюда привела. Для тех, кто вступил в наши ряды, попытка покинуть эти стены весьма… неблагоразумна.

– Неблагоразумна… – повторил Рук. – Это очень мягко сказано.

Он слышал о Достойных, пытавшихся бежать. Такие не уходили далеко. У общего преклонения перед вступившими в их кровавые ряды мужчинами и женщинами имелась темная изнанка – ярость всего города обращалась против беглецов-отступников. Рук видел тела – все жители Домбанга их видели, – развешанные под мостами или привязанные к опорам. Иногда бежавших выслеживала стража Арены. Но чаще горожане казнили их своими руками. Если любовь – простая питательная пища, то ненависть – лакомое блюдо.

– Конечно, вам и не захочется отсюда уходить. – Коземорд с улыбкой раскинул руки, словно приглашая гостей во дворец. – Здесь теперь ваш дом, а эти… искушенные воители – ваша семья.

«Родственники» наконец обратили внимание на новичков. Первыми обернулись те, что стояли рядом, смерили Рука и Бьен жесткими взглядами. Мало-помалу известие распространилось по всему двору. Бойцы отвлекались от разговоров, прерывали поединки, вешали оружие на израненные плечи. Постепенно спустилась густая тишина.

– Что такое? – пробормотала Бьен.

Рук хотел погладить ее по плечу, ободрить, но одернул себя. Здесь доброту принимали как слабость.

– Это… традиция, – ответил после заминки Коземорд. – Как бы это выразить? Приветственная церемония.

– Не слишком похоже на гостеприимство, – уронил Рук.

Теперь все глаза смотрели на них. Кое-кто ухмылялся, как ухмыляются участники жестоких розыгрышей. Другие взвешивали в руках деревянное оружие. Некоторые просто смотрели, будто ждали, что новички не выдержат и пустятся наутек. А потом все пришли в движение – кто шагнул вперед, кто отступил, образуя два ряда, разделенные примерно шагом пустоты. Свободная полоса вела на середину двора.

– «Королевская дорога», – указал на нее Коземорд.

– В Домбанге нет королей, – напомнила Бьен.

– И впрямь! – Мастер просиял. – Действительно!

Ближайший воин (уродливый шрам оттянул ему нижнюю губу до подбородка) ударил в свой щит деревянным мечом – раз, и второй, и третий. Его поддержали другие – колотили себя кулаками в грудь, клинками по клинкам, древками копий по клочкам твердой земли, – пока весь двор не заполнился медлительным, раскатистым стуком в ритме сердца.

Довольно улыбнувшись, Коземорд изобразил приглашающий жест, словно посреди двора их ждала прогулочная баржа.

– Вам захочется двигаться… бодрым шагом, – предупредил он. – Но бежать нельзя. Бег наказуем.

– Еще что посоветуешь? – осведомился Рук.

– Не падать. Постарайтесь устоять на ногах.

Исполнить это оказалось еще труднее, чем ожидал Рук.

– Держись за мной, – шепнул он Бьен, делая первый шаг к строю.

Большинство ударов должно было падать спереди, а он крупнее нее. Убивать их не собираются. Если бы все Достойные погибали в первый день, некому было бы сражаться на арене и некому отправляться в дельту на встречу с богами. Строй был шагов пятьдесят, не более. Рук набрал воздуха в грудь, прижал подбородок, заслонил лицо и пошел.

Деревянный меч ударил прямо по ребрам, выбив из груди половину воздуха.

«Бодрым шагом», – напомнил он себе.

Сейчас это звучало просто смешно. Он подавил смешок вместе с болью и двинулся вперед.

Звук стиснул его в кулаке. Барабанный бой не смолкал, но теперь люди еще и кричали во весь голос, орали прямо в лицо. Удары градом сыпались на спину и плечи, хлестали по бедрам и по животу. Тяжелый удар в локоть сбил ему руку. Он успевал заметить протянутые к нему кисти, разинутые рты, попытался снова заслониться предплечьем, и тут деревянный клинок ударил по макушке, Рук запнулся. Сверху накатил торжествующий рев.

Его тянули со всех сторон – кто пытался вывести на ровный курс, кто свалить наземь. В ушах, под черепом грохотал бронзовый гонг.

«Не падать, – угрюмо напомнил себе Рук. – Держаться на ногах».

Кто-то, вскрикнув, навалился на него. Бьен! Он потянулся назад: поддержать ее, прикрыть, но что-то толкнуло его в плечо.

– Шевелись! Вперед, болван! – донесся ее голос, отчаянный и злой.

Тогда он спохватился, что стоит на месте. Пытаясь ей помочь, он задержал обоих и подставился под второй, третий, четвертый удар.

«Вот так это начинается, – догадался он, заставив себя двигаться дальше. – Первое, чему здесь обучают, – бросать тех, кого любишь».

Любовь…

Что сказала бы Эйра человеку, которого гонят сквозь строй? На долю мгновения мелькнула мысль пасть на колени, позволить им растерзать себя – стать мучеником, лишь бы им не уподобиться. Но, остановившись, он остановит и Бьен.

Что говорит Учение?

Он вспоминал заповеди, искал подсказку, наставление, за которое можно было бы уцепиться, но боль выбила из головы все мысли, кроме одной – выжить! – и он рванулся вперед под ливень кулачных ударов, под кнуты и деревянные мечи, в бурю людской ярости.

– Трес-ка! – выкрикнул какой-то бородач, ударив его по коленям длинным посохом.

– Трес-ка! – подхватили остальные.

– Треска, треска, треска, треска!

Пышная чернокосая женщина подалась вперед, с визгом плюнула ему в лицо, пропала и возникла снова, не одна – три одинаковых, расплываются по краям, красногубые, злобные…

«Не падать!» – твердил себе Рук, одной рукой отшвыривая женщину и ломясь вперед.

Он не знал, следует ли за ним Бьен. Раза два или три хотел обернуться, но не было места, не было воздуха, не было иного пути – только вперед.

Хуже всего пришлось уже под конец. От удара по затылку зазвенела голова. Он качнулся вперед, в наплывающую на глаза темноту, упал на колено, усилием воли поднялся, снова шагнул в вопли, получил кулаком по ребрам, чем-то вроде жерди по пояснице и вдруг вырвался на свободу. Еще несколько яростных ударов сердца он шагал по грязи, выставив вперед руки, заслоняясь от атак и ударов, которых больше не было. Он услышал собственный крик – рев бьющегося в грязи бессмысленного зверя, глядящего сквозь прищур, скалящего зубы…

Овладев собой, он закрыл рот, выпрямил сгорбленную спину и как раз успел подхватить налетевшую на него Бьен – окровавленную, вопящую, рыдающую, шарящую руками в пустоте. Он чуть помедлил, прежде чем обнять ее.

В этом увидят слабость, но они не звери.

Еще нет.

– Все, – сказал он, привлекая ее к себе (она показалась ему такой маленькой, слишком маленькой). – Все кончилось, Бьен.

Она позволила себе прижаться к нему, но тут же отстранилась. По лицу у нее текла кровь, правый глаз начал заплывать.

– Нет, не все, – покачала она головой. – Ничего не кончилось. Это только начало.

18

Потонувший манджарский корабль оставил на воде множество обломков – куски рей и рангоута, обрывки такелажа, качающиеся на волнах бочки. Все это протянулось от кормы «Зари» до горизонта, как проложенная по