подозрений в допинге. Правда, в скором времени Всемирное антидопинговое агентство отстало от Громова, смирившись, что он, похоже, действительно не из этого мира. Что не принимая волшебных лекарств человеческое тело способно выдавать его запредельные результаты. А вот Министерство Спорта продолжало давить и контролировать, заваливая извечными «должен» и «обязан».

Но Громов понимал, что за десять дней успел соскучиться. Что именно российские трудности, в том числе чисто бюрократические, социальные и спортивные, закалили его. Сделали таким, какой он есть. И всё чаще Женя видел во снах маму. В своё время, чувствуя, что из сына вырастет великий спортсмен, она просила его не менять гражданство и не выступать под флагом другой страны. Громов помнил это всю свою жизнь. Но сейчас посчитал, что едет не выступать под другим флагом, а всего лишь тренировать. Всего лишь растить соперников для своей, родной, российской школы фигурного катания…

– Таня… – тяжело вздохнул он, продолжая всматриваться в ночной пейзаж.

Сбегая в Ванкувер, Громов был уверен, что здесь, по другую сторону Атлантики, забудет её. Отпустит. Даст возможность жить без него. Побеждать без него. Но вышло только хуже. Чем дальше он был от Тани, тем сильнее его к ней тянуло. И тяга эта становилась практически наркотической ломкой. Его маленькая, хрупкая Таня мерещилась везде. Даже в надоедливой и преследующей по пятам Эми.

Плюша, грустно лежавшая у его ног, приподнялась, а затем тоскливо и протяжно заскулила. Громов тяжело вздохнул, чувствуя себя виноватым ещё и в том, что даже собаке было здесь плохо и неуютно.

– Да, малышка, – Евгений присел на корточки, поглаживая по спине, а затем приобнял, закрывая на несколько секунд глаза. – Я тоже скучаю…

В следующую секунду и Плюша, и Женя в один момент открыли глаза, услышав раскаты грома. Над Ванкувером вновь сгустились тучи и, в который раз за последние дни, начинался дождь. Ноябрь здесь – один из самых дождливых месяцев в году. Эми об этом знала с детства и не обращала внимания. Громов же всё глубже уходил в себя. Эта погода прекрасно отражала то, что творилось на душе, лишь сгущая и без того не самые радужные краски.

Никто из его окружения не звонил. За одним исключением. Звонила Лена. Почти каждый день. И каждый раз говорила одно и то же.

– Одумайся, Громов, пока не поздно, – строго произнесла она, позвонив и в этот вечер. – На меня дерьмо льется до сих пор.

– У тебя была другая ситуация, – сухо отвечал Громов, одной рукой придерживая мобильный, а другой насыпая собачий корм в большую миску. – Ты меняла гражданство и выступала под польским флагом, а я гражданство не менял. Я завершил карьеру. Я свободный человек.

– Да срать они на это хотели, Женя! – взбесилась Лена, не выдерживая такого напускного хладнокровия собеседника. – Они всё забыли, всё! Забыли твою спину, забыли…

– Мне плевать.

– На Таню тоже плевать? Она сдуру полезла защищать тебя и теперь огребает не меньше!

– Куда она полезла? – не понял Громов, убирая корм и выпрямляясь. – Что случилось?

– Я не думала, что она вообще это вздумает! – продолжила тараторить Лена, радуясь, что теперь Жене стал интересен их разговор. – Ведь когда она ушла от тебя, на неё тоже полилось много негатива, но она правильно отреагировала – просто молча пережила эту волну, но тебя она, похоже, любит больше, чем себя…

– Что случилось, Лена? – Громов заметно повысил голос.

– Она заявилась на главный федеральный канал, на передачу, где обсуждали известных спортсменов, уехавших заграницу. Сам понимаешь, кто им подкинул эту идею, и про кого говорили большую часть передачи…

– Так что с Таней?

– Она рьяно защищала тебя, говоря, какой ты сильный спортсмен, как много ты принес стране и всё в таком духе…

Евгений зажмурился, мысленно выругавшись на любимую женщину, занимавшую все мысли.

– И теперь, – продолжила Лена, – все обсуждают, какая у тебя любящая девушка, но при этом плохая спортсменка, ведь она совсем «не патриот»! Ей не нужно было вообще поднимать голову, пока всё не утихнет, но…

* * *

Алиса сидела в квартире Арсения, куда переехала окончательно. Жизнь её менялась почти так же, как это случилось после аварии. В ней больше не было сумасшедшего тренировочного и соревновательного графика, не было огромной физической и психологической нагрузки. Но теперь была любовь. Было счастье. Была подготовка к предстоящей свадьбе.

– Ты уже думал, кого позовешь свидетелем? – издалека начала она, пробегаясь взглядом по списку врачей, которых необходимо было пройти из-за беременности.

– Ещё нет, – отстранено кивнул Арсений, сидя рядом и просматривая на планшете новостную ленту, где обсуждалось опрометчивое интервью Тани.

– А может…Это будет… – с надеждой начала она, посмотрев на профиль будущего мужа.

Мельников бросил встречный непонимающий взгляд, но через секунду осознал её хитрый план. Она хотела, чтобы свидетелем стал Громов.

– Ни за что! – воскликнул Арсений и забрал из её рук перечень врачей.

– Что ты делаешь? – возмутилась Алиса.

– Смотрю, есть ли здесь психиатр, – ответил он, – судя по всему, тебе он необходим. Как ты могла подумать, что я позову Громова? После всего? После драки?

– Мне кажется, – серьезно начала Алиса, окинув взглядом приглашения, что лежали на журнальном столике и ещё не были подписаны, – это отличная возможность помирить их. Романтичная атмосфера, близкие люди вокруг… Давай хотя бы попытаемся? Я знаю, что только ради моей свадьбы Женя мог бы прилететь из Канады. И знаю, что на твою свадьбу не сможет не прийти Таня…

* * *

– Что, прости? – хрипло произнес Евгений, с трудом открывая глаза. Арсений, набирая Женю, забыл о том, что, когда в Москве два часа дня, в Ванкувере – четыре часа утра.

Мельников ещё раз повторил просьбу, правда легче Громову не стало. Даже днем он воспринял бы такое с удивлением.

– Сильно я тебя головой о стену приложил … – хмуро отозвался он, вспоминая драку в Америке.

– Женя, – серьезно произнес Арсений, которому этот разговор тоже не приносил удовольствия, – этого хочет Алиса. Она скучает по тебе. Ты ей дорог.

Громов молчал несколько долгих секунд. Он тоже скучал. По всем.

– И если она дорога тебе, то ты сделаешь это ради неё. Мы оба её любим. Давай сделаем её счастливой в этот вечер.

– Я буду.

Арсений выдохнул с облегчением и уже собирался завершить разговор, но Евгений решил поинтересоваться:

– А кто будет свидетельницей?

Мельников набрал воздуха, чтобы ответить.

– Ну, просто, – не дал сказать Громов, решив отвести подозрения, – есть такая традиция – чтобы брак молодоженов был крепким, свидетель и свидетельница должны…

– Моя сестра, – оборвал Мельников, пытаясь придать голосу максимальную строгость.

Евгений разочарованно вздохнул.

– Понял. Похоже, вашему браку не суждено быть крепким…

* * *

Таня вернулась домой с неудачной тренировки и устало откинула в угол прихожей спортивную сумку.

Глотком свежего воздуха стал звонок Алисы, с которой они успели сблизиться. Оставив карьеру спортсменки, она часто приходила на тренировки к Арсению, помогая и консультируя. Учитывая большой и успешный опыт, любое замечание было ценным. Алиса не цеплялась и не вредничала, как это было когда-то давно, когда Таня встала в пару с Женей, а сама она тонула в отчаянии и боли после аварии. Теперь она искренне стремилась помочь и улучшить технику Тани и Ильи.

– Привет! – обрадовалась Таня, одной рукой прижимая телефон к уху, а другой снимая пальто.

– Таня, ты будешь моей свидетельницей на свадьбе? – с волнением начала Алиса, решив пропустить дежурные вопросы о делах и перейти сразу к главному.

Алексеева замерла в прихожей, посмотрев на себя в большое зеркало. Она понимала, что в любом случае была бы приглашена на свадьбу. Браком сочетался тренер, давно ставший другом, и Алиса, которая плавно, но становилась близка. Так почему бы и не ощутить себя в новой роли свидетельницы?

– Да, наверное, – несмело ответила она, пожав плечами. – А кто… свидетель?

В душе Тани зародилась надежда, что им станет Громов, но она помнила, при каких обстоятельствах они все виделись в последний раз,