Ее поправили, что речь идет не о даче, а о квартире. Или, возможно, гараже. Предупредили, что, если она знает о тайнике, лучше для нее же выдать ключи или показать, где тайник находится. Все равно ведь обнаружат. Зачем же лишние хлопоты?

И Самарина достала из собственной сумочки ключ, который передала «важняку». Лицо ее при этом выражало такую обиду, будто ее лишали самого дорогого в жизни.

Это сыщики поняли, едва открыли дверцу сейфа, встроенного в стену за вешалкой в прихожей.

«Странные люди, – подумал Грязнов. – То ли никто книжек не читает. Кино не смотрит. Газеток не листает. Ну почему, скажите, умные люди считают самым безопасным местом для тайного сейфа обязательно завешанную верхней одеждой стенку под вешалкой? Да ведь любой сыскарь, не говоря о жулике, туда первым делом и сунется! И примеры тому – во всех перечисленных средствах массовой информации и литературе…»

В спецящике сейфа было тесно от долларовых пачек. Кроме них вынули и несколько банковских карточек «Америкен-Экспресс», «Еврокард» и «Виза».

На вопрос Грязнова, откуда в домашнем сейфе академика могут находиться такие большие деньги, Самарина лишь безнадежно пожала плечами и ответила, что в дела мужа не лезла никогда. А у него обширнейшие связи во всем мире. Он издает свои труды, много консультирует, хорошо зарабатывает. Кроме того, вполне возможно, что здесь и его, и чей-то еще гонорар за вышедшие книги, который он, вероятно, просто не успел отдать. Но это – вопрос лишь времени, никаких соавторов она, Самарина, обижать не собирается…

Грязнов постарался успокоить женщину, что лишать семью академика законно заработанных им средств никто не собирается. Однако происхождение долларовых пачек все равно придется выяснять. Поэтому сейчас они будут пересчитаны и приобщены к протоколу обыска. Если с этой суммой все в порядке, она будет немедленно возвращена Самариной. Кажется, она немного успокоилась. Немного, но не до конца. Значит, была причина для волнения.

Подумать только – сто пятьдесят тысяч! В сейфе под вешалкой. Действительно, для каких целей? Да и сумма больно знакомая…

Неплохо было бы проверить заодно и зарубежные банковские счета академика, который по известным причинам не слишком стеснял себя в средствах. Но понятно это было, пожалуй, Вячеславу Ивановичу, а никак не Людмиле Николаевне Самариной. Потому что, судя по ее реакции вообще, она еще и сама не поняла, откуда взялись у ее мужа немалые по нынешним временам суммы на «мелкие расходы». Кто же, скажите, станет держать у себя дома сотни тысяч в валюте?… Или он просто не успел положить эти деньги в банк?… Кто мог знать об этом?

В настоящий момент именно об этом мог знать один человек. И звали его, вернее, ее – Ангелиной Васильевной Нолиной. Грязнов убедился, что Александр назвал точный курс. Но теперь наступала и его очередь, Александра Борисовича Турецкого…

И еще у Грязнова появилось ощущение, что, кажется, огромная гора понемногу стала сдвигаться с места. И значит, еще парочка-другая крепких толчков – и она станет сама разваливаться…

Посещение Турецкого вызвало у Лины чрезвычайное беспокойство. Она сразу поняла, что перед ней не дурачок, на которого с легкостью необыкновенной могли бы подействовать ее прелести, а хитрый игрок, который за всю партию так и не открыл, по существу, ни одного своего козыря. Намеков, правда, было предостаточно. И касаемо Махмуда, и Козлова с его «маздой» и дурацким, преждевременным – только теперь поняла Лина – траурным портретом в вестибюле. В самом деле, чего поторопились-то? Кто толкал под руку? Официально ведь даже список погибших нигде еще не обнародовали! Спросят: чья дурь? Все и скажут, не задумываясь: а у нас всеми подобными делами Лина Нолина заправляет! Нужна ей именно сейчас такая слава?…

И наконец, – что очень опасно! – похоже, ему что-то известно о хвосте, как он выразился. И это могло означать, что и за ней, и за Мамедовым, и – что хуже – за Козловым пристально наблюдали, подслушивали разговоры, записывали на пленку… А о чем говорили? Теперь надо буквально дословно все припоминать и находить каждому слову приемлемое объяснение…

А как он все перевернул с ног на голову?! Вышло, что это она, Лина, первая связала смерть Махмуда и Самарина с катастрофой на «Соколе»! Это уж вообще ни в какие ворота!

И последнее предупреждение – вспомни, где была, что делала… Нет, надо срочно мчаться в проклятый «Вестник» и там хоть из кожи вылезть, но утвердить всех в убеждении, что она в злосчастный день смерти академика маялась от безделья и ожидания в их коридорах.

Ее отчаянные размышления оборвал телефонный звонок. Господи, да кого еще черт надоумил звонить, когда башка занята совершенно другими проблемами?! Надо мчаться на Ленинский проспект, в президиум Академии наук, а тут какие-то звонки!…

– Слушаю вас, Нолина, – суровым голосом сказала она в трубку, желая сразу отбить всякую охоту болтать у звонившего.

– Здравствуйте, Лина, – послышался учтивый и холодный голос Дроуди. – Как настроение?

– Отвратительное.

– Да? Есть серьезные причины?

– Все есть, – почти грубо ответила она. – Бесконечные следователи, то им скажи, другое. Замучили.

– Ну, надеюсь, с этим вопросом у вас все в порядке. Буду краток. Хочу напомнить, что в нашем договоре оказался некий пробел. Вы понимаете, о чем я. Его необходимо восполнить. Обязательно. Вы должны понимать свою ответственность.

– Но ведь вы же знаете, что у нас произошло!

– Знаю, разумеется, но ко мне и нашему договору это событие не имеет ни малейшего отношения. И каждая сторона обязана выполнять договор неукоснительно. Я правильно говорю это по-русски?

– Правильно, – буркнула она.

– Тогда я ожидаю вашего звонка. Мой номер вы помните. Не тяните с окончательным решением. Потому что есть вещи, которые даже я не могу проконтролировать, понимаете? Большие деньги всегда очень опасны для тех, кто не выполняет условий. Всего доброго. Жду завтра.

– Будь ты проклят, сволочь! – воскликнула она, вспыхнув от гнева. Но лишь после того, как в трубке послышались короткие гудки.

И уже через минуту-другую, промокнув влажным носовым платком, а затем и душистыми гигиеническими салфетками лицо, она попросила Серафиму Павловну вызвать к подъезду служебную машину. Звонили из академии, кажется, там что-то сдвинулось с места. Надо, оказывается, человеку умереть, чтобы дело его ума и рук получило наконец очередное признание! Лина была просто прекрасна в своем праведном гневе…

Но, увлеченная единственной мыслью – еще раз приложить все усилия для обеспечения себя крепким алиби, она словно перестала обращать внимание на все окружающее ее. А обратить следовало бы…

От самого «Мосдизеля» за ней неотступно следовали две машины, меняясь местами, чтобы не примелькаться у водителя «Волги».

Денис поступил разумно и подключил, что называется, за те же деньги не одного Филю Агеева, а и его напарника Щербака, благо все равно тот сидел без дела. Вот они и «повели» Нолину из Химок на Ленинский проспект, в район площади Гагарина.