22 ноября 1947 года начальник американской военной администрации утвердил вынесенные приговоры.

Верховный суд США отклонил выдачу приказа о доставлении в суд содержащихся под стражей лиц для выяснения правомерности их содержания под стражей 16 февраля 1948 года. Приговоры были приведены в исполнение 2 июня 1948 года в Ландсбергской тюрьме (Бавария).

Перед казнью 2 июня 1948 года Карл Брандт сказал: «Мне не стыдно стоять на этом эшафоте. Я служил своему Отечеству, как делали и многие другие до меня».

Иоахим Мруговский перед казнью заявил:

«Я умру как немецкий солдат, приговор которому вынес враг, осознавая, что я никогда не совершал преступлений, в которых меня обвиняют».

Ни один из обвиняемых не продемонстрировал ни толики раскаяния. Во время процесса меня до глубины души поразили зловещие, хладнокровные и жесткие лица этих врачей и чиновников. Часто во время дачи показаний на их лицах было написано отвращение, и они буквально выплевывали оправдания и отрицали свою вину.

После приведения приговоров в исполнение дело № 1 – Нюрнбергский процесс по делу врачей – было закрыто.

* * *

Остаток своей жизни я буду пытаться прийти в себя после всего, что мне довелось услышать и записать по делу, которое «не подлежит забвению».

Нюрнбергский процесс по делу нацистских врачей – это история о массовых нарушениях основных прав человека и человеческого достоинства, о безразличии к злу, о людях, которые все знали, но хранили молчание, и о главах государств, которые предпочли отвернуться от происходящего. Слишком многие церковные деятели не решались выступить против происходящего из страха за собственную жизнь. Многие из отважных священнослужителей, которые все-таки это сделали, были задержаны и отправлены в концентрационный лагерь Дахау, располагавшийся к северо-западу от Мюнхена. Это было место сбора для более 2 770 католических священников и членов религиозных орденов, представителей протестантской и православной церквей, а также мусульманских священнослужителей. Восемьсот шестьдесят польских священников погибли. Гибель трехсот из них наступила в результате проведения медицинских экспериментов или пыток[169].

Хотя неприязнь по отношению к евреям на почве культурных различий была обычным явлением, западноевропейские епископы все-таки пытались их спасти. «Многие епископы полагали, что перед лицом жестокости нацистского режима католики могут добиться большего, укрывая у себя хотя бы горстку гонимых евреев вместо того, чтобы открыто возражать против их массового убийства. <…> Ряд епископов, вероятно, не побоялся бы открытого противостояния, если бы так же поступил Папа Пий II (или если бы он призвал их к этому)[170].

Я не была ни жертвой, ни непосредственным свидетелем нацистских зверств, но, будучи судебным стенографистом, я слово в слово записывала истории, слетавшие с языка свидетелей и жертв, выступавших на Нюрнбергском процессе. Впервые я об этом подумала, когда услышала, как Петер, Пол и Мэри поют песню «Витает в воздухе» (Blowing in the Wind).

В песне Боба Дилана были такие слова: «Сколько раз человек может отворачиваться, притворяясь, будто бы ничего не видит?»

В оригинале: “Yes, and how many times can a man turn his head and pretend that he just doesn’t see?”

Я не смогла бы ответить лучше, чем известный немецкий пастор исповедующей церкви[171], Мартин Нимеллер. Он сказал:

«Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. Потом они пришли за евреями, и я молчал, я же не еврей. Потом они пришли за членами профсоюза, и я молчал, я же не член профсоюза. Потом они пришли за католиками, и я молчал, я же протестант. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать[172].

12 апреля 1945 года генерал Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, Верховный главнокомандующий экспедиционными войсками союзников в Европе, в своем письме начальнику штаба армии США, генералу Джорджу Кэтлетту Маршаллу, написал следующие строки, рассказывая про свой визит в Ордруф, исправительно-трудовой и концентрационный лагерь – один из тех, что были освобождены американскими войсками:

«То, что я видел, не подлежит описанию… Наглядные и устные свидетельства голода, жестокости и скотства были столь сокрушительны, что я испытал приступ тошноты.

В одну из комнат, где грудой лежало двадцать или тридцать нагих мужчин, умерших от голода, Джордж Паттон даже входить отказался. Он сказал, что его стошнит, если он туда войдет.

Я намеренно туда приехал, чтобы получить возможность давать показания непосредственного свидетеля, если вдруг когда-нибудь в будущем у кого-то появится тяга относить подозрения в этих зверствах на счет «пропаганды»[173].

И именно это сейчас происходит в мире, по мере того как в разных странах получает распространение гнусная идея об отрицании Холокоста.

Разве могла столь кошмарная история произойти в современном цивилизованном обществе? Что стало столь благодатной почвой, в которую посеяли семена массового истребления людей? В предисловии к этой книге данные вопросы поднимает Фредрик Абрамс, доктор медицинских наук и директор Консультационной комиссии по клинической этике штата Колорадо. Эти вопросы – одна из причин, по которым я решилась на написание этой книги, ориентированной на широкую публику.

Я хочу предостеречь своих читателей от нетерпимости, ненависти и зла, что порождают безразличие.

23. Возвращение домой

Мой годовой контракт, заключенный с Военным министерством США, истекал 1 ноября 1947 года. Я донесла до сведения начальства (из числа военных и гражданских), что хочу вернуться домой. Я с трудом справлялась с эмоциями после всех тех кошмарных историй, которые мне довелось услышать от выживших жертв и свидетелей, после всего того, что я увидела на немецких кинопленках и фотоснимках, принятых на процесс в качестве документальных свидетельств.

Я была не единственной, кому хотелось сбежать домой. Впервые мне стало ясно, почему такое огромное количество стенографистов, адвокатов, переводчиков, лингвистов и других работников уехали из Нюрнберга сразу после окончания процесса по делу главных руководителей нацистской Германии.

Военные не могли предоставить мне место на самолете или корабле, которые шли из Европы в Соединенные Штаты, из-за русской коммунистической угрозы, зарождавшейся в Берлине.

После окончания Второй мировой войны Германию поделили на четыре зоны оккупации, которые управлялись четырьмя державами-победительницами. Такая ситуация должна была продолжаться вплоть до того момента, как в Германии установится режим демократии, после чего оккупационные войска обязались покинуть территорию страны.

Берлин тоже оказался разделен. Поскольку Соединенные Штаты начали отправлять членов семей военнослужащих – детей и взрослых – из Берлина обратно в Штаты, эвакуация требовала огромного количества единиц транспорта, которых уже не хватало для других целей. Так