Поскольку не в моих силах было что-то изменить, я вернулась к работе и стала трудиться над следующими процессами. Оставалось еще одиннадцать процессов: какие-то уже находились в работе, какие-то должны были начаться в ближайшее время. Два или даже три судебных дела могли идти одновременно.

Тринадцать Нюрнбергских процессов, начало которым было положено 20 ноября 1945 года, закончились только в июне 1949 года.

Всем нам теперь приходилось жить и работать в постоянной тревоге. Мы не знали, что будет происходить в Берлине дальше.

Прошли выходные по случаю Дня благодарения, и нам удалось немного отвлечься от мучившей нас неизвестности. Я постоянно проверяла, не появилась ли возможность уехать домой – на военном самолете или корабле – но тщетно.

В выходной день 17 февраля 1948 года около дюжины стенографистов и несколько солдат, работавших в нашем офисе, а также пара устных переводчиков и представителей прессы получили приказ отправиться на выходные в Прагу (Чехословакия) на автобусе, предоставленном армией США. Прага была моим любимым городом. Ее дружелюбные и приветливые жители, красивые ночные заведения и ресторанчики, располагавшиеся в подвалах, помогли нам забыть о зале судебных заседаний. Мы словно оказались в другом мире. Когда улицы наверху погружались во тьму, а лавки закрывались на ночь, не верилось, что под землей скрываются столь прекрасные, тихие и умиротворяющие места. По ресторану бродили музыканты, исполнявшие чудесную классическую музыку. Ужин начинался около десяти часов вечера. В своих номерах мы оказывались не раньше двух часов ночи. Ничто не предвещало того, что случится всего через неделю.

Когда в воскресенье мы вернулись в Нюрнберг, кто-то уже начал подумывать о том, чтобы снова съездить в Прагу на следующих выходных. У меня сохранилось около трехсот долларов в чешской валюте, которые я не успела обменять. Я все еще их храню. Но на следующие выходные я слегла с простудой, а мои друзья отправились в поездку, чтобы пережить пугающие, вошедшие в историю дни.

В Нюрнберге до нас дошли новости, что чешские коммунисты ночью захватили министерства и правительства.

Когда мои коллеги проснулись в Праге на следующее утро, на каждом углу стояли пулеметы. Их арестовали, задержав на двадцать четыре часа и подвергнув допросам.

После вмешательства американских военных их наконец отпустили, и они вернулись в Нюрнберг на армейском автобусе. Как мне хотелось быть рядом!

29 февраля 1949 года руководители коммунистической партии в Чехословакии под командованием премьер-министра Клемента Готвальда захватили власть над страной[174].

Коммунисты закрыли границу между Чехословакией и Германией, и поехать в Прагу мы больше не могли. Мы наблюдали за отчаянием и болью чешских дипломатов и работников, которые трудились над оставшимися процессами вместе с нами. Некоторые из них приняли решение не возвращаться домой к своим семьям, потому что в таком случае им пришлось бы жить под коммунистическим режимом. Они стали вынужденными мигрантами.

Этот коммунистический переворот в Чехословакии привел к усилению мер безопасности в Нюрнберге. Мы с тревогой ждали, что же случится в Берлине дальше.

Наши сомнения разрешились 24 апреля, когда Советский Союз начал блокаду Берлина, пытаясь вытеснить из города союзников. Были перекрыты железнодорожные и автомобильные пути, ведущие из советской зоны оккупации в западную часть города, запрещены все поставки союзникам. Все предпринимаемые Советским Союзом действия усугубляли атмосферу разворачивающейся холодной войны.

Хотя авиаперевозки не были запрещены, советские истребители штурмовали американские самолеты, доставляющие продукты питания и все необходимое союзникам и жителям Берлина. 25 июня блокада усилилась. Русские начали перехватывать баржи из Гамбурга, запретили поставки угля и почти прекратили электроснабжение.

В ответ союзники полностью запретили поставки продовольствия в советский сектор, а также закрыли поставки угля и стали. К 28 февраля 1949 года (шел восьмой месяц авиаснабжения Западного Берлина продовольствием) в Западный Берлин был доставлен миллион тонн грузов благодаря так называемому «воздушному мосту» через советскую блокаду. Этот мост обеспечивал два с половиной миллиона людей, запертых в Западном Берлине, продовольствием и топливом. Блокада была снята 12 мая 1949 года после переговоров с Нью-Йорком под эгидой Организации Объединенных Наций. На авиаснабжение союзники потратили два миллиона долларов, а в авиакатастрофах погибли пятьдесят пять человек[175].

Все это время я неоднократно пыталась попасть домой на военных самолетах – как, впрочем, и многие другие.

Над нами нависла угроза очередного столкновения, на этот раз с Советским Союзом. По Нюрнбергу ходили слухи: «Русские близко!»

Я твердо решила найти способ выбраться из Европы, даже если мне придется сильно потратиться на путь домой. Я добралась до Парижа, а потом и до Брюсселя, где выяснила, что ни на кораблях, ни на самолетах, покидавших Европу, не было ни одного свободного места. Меня включили в списки ожидания вместе с откомандированными в эти города людьми. В конце концов меня вызвали и сообщили, что для меня есть место на трансатлантическом лайнере «Юнайтед Стейтс», который отправлялся из Гавра (Франция). Я самостоятельно купила билет за четыреста долларов: в 1948 году это была огромная сумма, даже для путешествия через океан (хотя позже я отправила правительству США счет, и мне компенсировали эти затраты!).

Мне выдали все необходимые документы, после чего я отправилась обратно в Париж, а оттуда – в Гавр. Я взошла на борт лайнера, и в первую неделю мая 1948 года мы поплыли домой. Одиннадцать дней спустя я оказалась в Нью-Йорке. На борту корабля находились сотни чехов – множество из них были беженцами-евреями. Так я стала свидетельницей самой драматичной сцены в моей жизни: все они упали на колени, разразившись рыданиями, когда лайнер «Юнайтед Стейтс» вошел в Нью-Йоркскую бухту и нашим глазам предстала Статуя Свободы.

Культурный шок

Шел 1948 год. Я только что вернулась в Соединенные Штаты из разбомбленной, истерзанной войной и бездыханной страны. Девятнадцать месяцев я прожила в домах без отопления и горячей воды, пила только хлорированную воду и постоянно находилась в условиях серьезнейших военных мер безопасности. В Нюрнберге Соединенные Штаты все еще судили нацистских преступников. После моего возвращения домой пройдет еще больше года, прежде чем эти процессы подойдут к концу.

Немецкое население нас ненавидело.

Они отказывались поверить, что эти процессы, а также все фотографические, заснятые на пленку и письменные документы, представленные в качестве доказательств, не были подделкой, частью грандиозного надувательства. Их приглашали прийти на процесс и занять место в зале судебных заседаний в специальной части, отведенной для посетителей, чтобы увидеть и услышать свидетельства того, что их предводители сотворили со своей страной