– Хочешь честно? – Усмехаюсь я, получая в ответ кивок.

– Вернуть время и не совершать ошибок, приехать на твоё первое выступление. Наверное, тогда бы я понял многое. Я очень бы хотел присутствовать тогда.

– Ты хочешь услышать, как я играю? – Джесс медленно поднимается с постели.

– Очень. Хотя я слышал это в ресторане, но это не изменит такого глупого желания быть среди людей, которые наслаждаются этим в самом начале. Аплодируют и поздравляют тебя, не боятся вернуться в это место, не предают себя, – смесь горечи и печали скапливается внутри.

– Тогда пошли, – Джесс резко хватает меня за руку и тащит за собой.

– Куда? – Удивлённо спрашивая, чуть ли не бегу за ней.

– Исполнять твою мечту, – смеётся она. Мы слетаем на первый этаж, девушка сворачивает направо и открывает дверь в подвал. Сырость, спёртый запах и аромат плесени ударяют в нос, отчего кривлюсь, спускаясь по скрипучим ступенькам. Джесс щёлкает выключателем, и лампочка над нами загорается.

– Вряд ли моей мечтой была уборка, – осматривая забитое помещение коробками, ненужными вещами, произношу я.

Джесс расчищает себе путь и срывает пыльную тряпку, под которой стоит синтезатор. Ползает по полу, а затем выпрямляется.

– Это, конечно, не рояль, но сойдёт, – девушка тащит сломанный стул и садится на него.

– Ты готов?

– Нет, – шокировано качаю головой.

– Прекрасно, тогда поехали.

Через несколько секунд маленькое пространство наполняется звуками музыки. Медленной, чувственной и безумно красивой. Я не могу двинуться оттого, что она играет для меня. Ей так легко удаётся приводить меня в состояние, где я хочу потеряться, и это вызывает трепет внутри. То самое ощущение, что всё, возможно, так просто. Нет ничего, чего нельзя изменить.

– Я тогда ждала тебя, не хотела выходить на сцену, – подаёт голос Джесс, пока её тонкие пальчики бегают по клавишам.

– Прости меня, что был таким глупым, – тихо откликаясь, подхожу к ней сзади.

– И я проиграла, потому что не завершила этюд, часто фальшивила и расстроилась из-за того, что не нашла тебя в толпе, – грустно продолжает она.

– Но я сейчас здесь, конфетка, – обнимаю её за талию и зарываюсь носом в волосы.

– Да, ты сейчас здесь, – чувствую её улыбку. Чёрт, да я таю, словно воск рядом с ней. Целую медленно её шею, поднимаясь к уху, а подвал ещё ярче наполняется невероятными и громкими звуками неизвестного мне мотива.

– Это то, что я должна была играть в тот день. Я сама сочинила его, – шепчет Джесс и поворачивает лицо ко мне. Её пальцы замирают над клавишами, а я смотрю в голубые глаза, полные нежности и, кажется, любви, и это взрывает во мне миллион разноцветных частиц, окрашивая мир в сочные оттенки.

– Я… Джесс, я был таким дураком, – касаюсь её губ, которые она приоткрывает для поцелуя.

– Ты остался таким же, но это мне безумно нравится, – отвечая, она отклоняется от меня.

– Разве женщинам не нужен принц, у которого нет ни одного изъяна? – С улыбкой интересуюсь я, поднимая её со стула.

– Наверное, поэтому принцы вымерли, потому что на них нет спроса. Изъяны – это та самая изюминка, которая делает человека, мужчину, неповторимым.

– А если их очень много?

– Тогда всю жизнь придётся разгадывать их, и никогда не будет скучно.

Вот оно. Вот эти слова, которые хочет услышать любой мужчина от женщины. Он желает знать, что она готова меняться вместе с ним и помогать ему. Принимать его любым, но направлять к дороге, которая сделает его лучше. Только для одной, не распыляясь на остальных. Я же это всё потерял, подстраивался под стольких женщин, пряча в себе слабость и настоящие желания, но только одна их угадала.

– Поиграй для меня ещё, конфетка. Кажется, что я возрождаюсь с каждым звуком и могу вот-вот уловить смысл моей жизни. Пожалуйста.

– Хорошо.

Отпускаю Джесс, и она возвращается на стул, а я отхожу. Она смотрит на меня, пока из-под её пальцев нескончаемым потоком льются мелодии, и я вижу только её. Это такая лёгкость, необъяснимая иллюзия крыльев за спиной, она успокаивает.

Да, я видел и спал со многими женщинами, меня сложно удивить в сексе, во внешности, которую отбирал тщательно. В то время мне думалось, что чем красивее женщина, тем я буду счастливей. Как же я ошибался. Оболочка – это ничто, а вот сердце, которое наполнено жизнью, желанием дарить радость и любовь, оно есть не у всех. Или же я просто не обращал на это внимания.

И сейчас мне ничего не нужно, только закрыть глаза и наслаждаться.

Удивительно, что я не ценил никогда объятий во сне. Когда женское тело трепетно и нежно прижимается ко мне, равномерно дышит в мою шею и оставляет на покровах кожи своеобразный рисунок её присутствия, это наполняет счастьем. Обычным счастьем, которое может испытать каждый без ухищрений, денег и невероятных усилий.

Поглаживаю распущенные волосы Джесс и ожидаю её пробуждения. Но она так глубоко спит, а мой желудок сводит от голода, что приходится осторожно переложить её на подушку, собрать свои вещи, валяющиеся на полу, и покинуть спальню.

Присвистывая, надеваю боксеры и джинсы, а остальное бросаю на диван на первом этаже. Её рассказ об отношениях моей сестры подталкивает меня сделать то же самое. Пусть вопросы не решены, и пока их не буду тревожить, но завтрак в постель прекрасная возможность показать ей без громких заверений, какие чувства переполняют моё сердце. Обычная её еда по утрам: хлопья с молоком и чай. Нахожу поднос в нижнем шкафчике, расставляю всё с особым трепетом, и хочется нестись обратно, но заставляю себя идти медленно, словно это я буду делать каждый день.

Вхожу в спальню и ставлю поднос на место, где ещё недавно лежал я.

– Конфетка, – тихо зову её, обходя постель, и дотрагиваюсь ласково до её волос.

Она что-то мычит, а затем медленно открывает глаза.

– Доброе утро, – улыбаясь, касаюсь её нежной щеки, но она кривится и судорожно выдыхает, резко отстраняясь от меня.

– О, боже, – шепчет она жмурясь.

– Я приготовил тебе завтрак, – удивлённый её реакцией, выпрямляюсь и указываю на поднос.

– Я… унеси… меня сейчас стошнит, – закрывает нос, приводя меня в ещё большее недоумение.

– Что случилось? Ты бледная, даже зелёная. Джесс? – Наклоняясь, прикладываю руку к её влажному от пота прохладному лбу.

– Месячные… они всегда так напоминают о себе за несколько дней, – тихий мучительный стон срывается с её губ.

– О, понятно. Может быть, врача вызвать? – Предлагаю я, осматривая девушку, закутывающуюся в одеяло, словно здесь минусовая температура.

– Нет, это нормально. Я хожу каждые полгода и… чёрт, оставь меня. Я посплю, и всё пройдёт. Уйди, Флинт, – одеяло движется, и я предполагаю, что она обхватывает свой живот руками. Бессилие, которое моментально появляется в груди, желание хоть как-то унять это состояние, не даёт мне двинуться.