– Господь с тобой! – искренне перекрестился Савельев и вдруг остро глянул на Кифера. – Какого еще Шадрина? Огневу!

Поль вскинул глаза и застыл в искреннем замешательстве. Савельев, тяжело вздохнув, опустился в свое кожаное кресло. И вдруг достал из ящика стола бутылку коньяка и две стопки. Кифер коньяк недолюбливал, без закуски в виде лимона и вовсе не признавал, но сейчас отказываться не стал.

– Будь обстоятельства другими, – сказал Савельев, разливая свое нехитрое угощение. – Я бы забрал ее из клиники к себе в час ее выписки, но у меня было только место в этом театре, куда Дияре возвращаться было никак нельзя. Ты ведь понимаешь, что девчонку подставили мы. Мы все. Как я жалею, что вовремя не вмешался. Теперь уж только исправлять.

– Забери мы у нее партию перед самой премьерой и отправь на лечение, ничего бы не изменилось, – отозвался Кифер упрямо. – Она бы сломалась и окончательно перестала есть. Особенно если бы ее место заняла Лебковская. Разница в одном: тогда она не факт, что выкарабкалась бы. И тут случилось серьезное потрясение. И вроде как живая где-то по Москве бегает.

Он понимал, что Савельев абсолютно прав, но собственные косяки предпочитал переживать глубоко внутри, не выплескивая на окружающих. Очень удобная форма рефлексии. И для других людей, и для самооценки. Ведь почти никто не догадался, что на самом деле творилось на душе у Поля.

– Изменилось бы то, что она была бы не одна в клинике, – мягко заметил Савельев. Кифер внутренне дернулся, но лицом не дрогнул.

– Если вас это так расстраивало, то что ж вы сами туда не ездили?

– С чего ты взял, что не ездил? Ездил конечно. – Поль встрепенулся и внимательнее посмотрел на наставника. – Только я и ездил, но опоздал, – закончил он задумчиво и опрокинул стопку в рот.

Все внутри Кифера хотело продолжения этого разговора, хотело узнать, что имел в виду Савельев. Но он не спросил. Не имел права. Он повел себя с Диярой так, как чувствовал на тот момент, а значит, у него были свои резоны. А вот теперь, издалека и будто бы со стороны, это казалось жестоким и не переставало бередить что-то глубоко внутри. Но он вряд ли мог бы тогда поступить иначе. Слишком остро и болезненно это было. Когда на собрании после премьеры-катастрофы все шипели от злости, проклиная маленькую запутавшуюся девочку, Кифер все еще приходил в себя от ужаса. Он фактически видел ее гибель. Вот она танцевала, а затем – раз – и катится безвольное, безжизненное тело, не способное даже остановить инерцию. И Дияра довела себя до этого сама, живя с ним под одной крышей. Аффект. На какой-то момент Поль чуть не бросился на сцену сам, даже высунулся из-за кулис. Затормозил, только поняв, что Жданов его опережает.

Он тоже проглотил коньяк и, не скрываясь, поморщился.

– Ох, Кифер, – вдруг выдал наставник. – Если бы я верил, что ты так жесток, как пытаешься казаться, то уже давно перестал бы с тобой разговаривать. Но ты стыдишься той истории, и это делает тебе честь. Как ты не понимаешь, что слабости и есть то, что делает нас счастливыми?

Кифер фыркнул и красноречиво подвинул стопку к бутылке.

– Собираетесь вернуть Огневу в Петербург, значит? – спросил Кифер, скрывая раздрай. – Сделать солисткой, доверить партии? В новом театре, который не выдержит таких потрясений?

– Именно так, – спокойно ответил Савельев. – Все заслуживают второго шанса. Ты свой получил. И отнюдь не без чужой помощи.

– У меня была обычная травма…

– У нее тоже. Не делай вид, что ты глупее, чем есть, Поль. Никто не перестает есть из-за простого каприза. На все имеются причины.

На том они и расстались. Спустя две недели по России был введен режим самоизоляции. Через четыре Анатолий Романович Савельев скончался от дыхательной недостаточности в отделении реанимации.

Вернувшись с его похорон, таких внезапных и тихих из-за разразившейся пандемии, Поль долго стоял у окна, глядя на залитую улицу. Силился осознать, сколько именно изменилось в его жизни. А потом содрал галстук, раздраженно запустил в волосы пальцы. Оставаться в Петербурге и театре было абсолютно ни к чему. Потерялся его последний якорь. Делать было нечего и незачем. Самоизоляция, возвращение к привычному почесыванию чужих эго... Без Савельева весь этот театр как бессмысленная канитель. Скучная. Серая. Никчемная.

Единственное, что он теперь мог: сделать вместо Савельева то, что тот хотел. Вернуть Дияре Огневой ее законное место. Но вовсе не потому, что хотел ее видеть снова.

Он взял в руки телефон и набрал Рената Мерхеева.

44 – 08.2020

На общий обед я опоздала, потому что Кифер нас задержал. Соответственно, задержалась и сольная репетиция. Итог: график сдвинулся на час. На общее с солистами занятие я шла мрачнее тучи.

Эльвира Эльдаровна – мой новый педагог – была в легком таком недоумении, познакомившись поближе с новой «ведущей партией». Она явно считала мое назначение блажью Кифера, с которой ничего не сделать, разве что переждать, как ветрянку, и все полтора часа занималась со мной с легкой снисходительностью. Галочка есть? Есть. Теперь ждем нормальную солистку. Это ужасно меня расстроило. Наряду с грядущими пересудами в труппе.

Уж теперь-то коллеги наверняка должны были задаться вопросом, «кто такая Элис и где она живет». В смысле Дияра Огнева, вынырнувшая из ниоткуда, прочно обосновавшаяся в кордебалете, а теперь вдруг выцарапавшая себе партию. Точнее, не выцарапала – нет. Скажут вообще по-другому. И куда обиднее.

Но стоило переступить порог зала, как меня сильно пихнул парнишка, буквально летевший, чтобы закричать:

– Кифер уволился!

Остолбенела и заморгала. И, собственно, не я одна.

Скандальное назначение было позабыто. Я осторожно приблизилась к стремительно скучковавшимся и загалдевшим коллегам. Один Бехчин ловил ртом воздух, как рыба, тараща на меня глаза. Вот так еще недавний кошмар, ужас и вообще «никто еще так нас не гонял, как этот Кифер, сил нет терпеть его диктат» вдруг превратился в самого любимого хореографа. Потому что многие из нас получили сольные партии впервые, а это такой шанс!

Впрочем, меня волновало вообще другое. В горле встал предательский спазм. Он уезжает? Не может быть! Ему предложили место получше, и он нас кинул? И я больше его не увижу? В памяти отчего-то всплыли кубики пресса под белой обтягивающей футболкой. Отлично, Дий, самое время сожалеть о том, что не позволила себе всласть налюбоваться. И вообще, откуда этот страх потери? Он же даже не твой, не с тобой и не был. Эх, надо было с ним переспать тогда, после Глеба! Вспомнить. Или даже испытать новое, взрослое удовольствие. Щеки заалели. Сладко и сожалеюще заныло уже не в груди и не в горле – в животе. Вот что значит тело живет собственной жизнью.

Ну, Дияра, супер! Ты бы еще поплакала, что не пригласила его в комнату после марафона с Эви. Заполировать эффект для надежности, так сказать.