– Не беспокойтесь, генерал, – усмехнулсяпосетитель, – адъютант не придет.

Генерал не решился спросить, почему не придет адъютант –должно быть, он просто побоялся услышать ответ. На него снова накатила волнаотвратительной слабости.

– Что вам нужно? – спросил он, взяв себя в руки истараясь держаться как подобает генералу.

– Гюзель, – сказал незнакомец в ответ, и генералКераглы понял, что все кончено.

– Что – Гюзель? – спросил он, делая вид, что непонимает.

– Вы хотите сказать, что не знаете, кто такая Гюзель?Вы хотите, может быть, сказать, что не подписывали долговую расписку натридцать тысяч лир? Вы хотите сказать, что эта расписка никак не связана свводом наших войск в Батумскую область? Я был о вас лучшего мнения, генерал! Ион был о вас лучшего мнения, – незнакомец показал глазами на фотографию,которая стояла в кожаной рамке на столе у генерала. Выразительное смуглое лицо,мешки под усталыми темными глазами… Кемаль подарил генералу эту фотографию впрошлом году с сердечной дружеской подписью. Значит, вот как повернулось дело…Кемаль уже знает о расписке.

Генерал опустил веки. Перед его внутренним взором прошлигоды борьбы, интриг, сражений, поражений и побед – которых было меньше, чемпоражений… Генерал был упорен, энергичен, ловок, он всегда правильно выбиралсоюзников, делал ставку на выигравшую сторону, и вот теперь из-за такой ерундывся его блестяще выстроенная карьера рушится в тартарары.

И не только карьера. Генерал со всей очевидностью понял, чтоего ждет. Турция – это вам не Британская империя с ее либеральными порядками, снеприкосновенностью личности. В Турции не так давно и за меньшие провинностисажали на кол…

Генерал поднял глаза. Лысый незнакомец смотрел на него спрезрением и жалостью. Он подошел к столу генерала и тихо произнес:

– Вы скомпрометировали наше общее дело. Выскомпрометировали революцию. Вы скомпрометировали Кемаля.

С этими словами лысый молниеносным движением накинул на шеюгенерала тонкий шелковый шнурок. Генерал схватился руками за горло, носкользкий шелк врезался в кожу, и никак было не ослабить петлю. Генералпобагровел, глаза его налились кровью. Свет в его глазах померк. Последнее, чтоон подумал – сволочь Гюзель… Красивая сволочь…

Весна понемногу вступала в свои права. Константинопольвспомнил о том, что он – южный город. Хозяева кофеен выставляли столики наулицу, и первые посетители сидели за чашкой кофе, радуясь весеннему солнцу.

В одной из таких уличных кофеен сидели Аркадий ПетровичГорецкий и его старинный английский друг и коллега мистер Солсбери. АркадийПерович выглядел разочарованным.

– Получается, – прервал он рассказ своеговизави, – что вся эта игра, которую вел гepp Кляйнст, была чистофинансовой? В ней не было никакой политической подоплеки?

– Мы с вами привыкли, – усмехнулся мистерСолсбери, – искать во всем политические интересы, но из-за денег, темболее, из-за очень больших денег, разыгрываются шахматные партии ничуть неменее увлекательные… Герр Кляйнст работал на барона Гессен-Борна, и надопризнать, сделал свое дело блестяще. Использую долговую расписку, он вынудилгенерала Кераглы ввести в Батумскую область подчиненные ему войска. Этонемедленно привело к значительному повышению курса акций компании «Батумойл»,владеющей батумскими нефтеперегонными заводами и нефтеналивным портом. Гессен-Борни так имел большую часть этих акций, а накануне событий за бесценок скупилостальные. Когда курс пошел вверх, барон продал все свои акции и нажилмиллионы…

– Значит, немцы переиграли нас? – разочарованноконстатировал Горецкий.

– Нет, это не совсем так, – мистер Солсберисдержанно улыбнулся, что было немало для стопроцентного британскогоджентльмена, – благодаря вашей успешной работе, мы смогли раскрыть передкемалистами подоплеку батумского инцидента. Генерал Кераглы был наказан, войскавыведены. В это же время я встретился с представителем большевистскогоправительства господином Чичериным. Должен сказать вам, что он – способныйдипломат и трезвомыслящий политик…

Горецкий недовольно поморщился, но Солсбери сделал вид, чтоне заметил этого, и продолжил:

– Господин Чичерин оценил наши усилия по выводутурецких войск из Батума, и нам удалось прийти к соглашению о выгоднойконцессии для британских нефтяных компаний…

– Нефть и деньги, всюду нефть и деньги! –воскликнул Горецкий, подняв глаза к небу. – И за эти деньги заплаченочеловеческой кровью!

– Будьте реалистом, – мистер Солсбери пригубилгорячий черный кофе и поморщился – то ли кофе был слишком горяч, то ли егораздражали слова собеседника, – будьте реалистом, мой друг, нефть – этозолото нового времени, а без золота не может работать ни одна государственнаямашина. Кстати, на меня возложена приятная обязанность вручить вам весьмазначительное денежное вознаграждение за ваш вклад в эту операцию…

– Удивительная женщина! – Аркадий Петровичотвернулся от двери, не успев погасить молодой блеск в глазах.

– Что в ней такого удивительного? – Борисравнодушно пожал плечами.

Он чувствовал себя усталым, измотанным и одиноким. Хотелосьтакже испортить настроение ближнему, а поскольку, кроме Горецкого, никого небыло рядом, то Борис решил сказать гадость ему.

– Ничего в ней такого особенного нет, – хмыкнулон, – худая, немолодая…

Горецкий повернулся на каблуках и проницательно посмотрелБорису в глаза:

– Хандрите, голубчик? Не нужно, не поддавайтесьмеланхолии и тем более не срывайте плохое настроение на ближних.

– Простите, – устыдился Борис. – Я не хотелвас обидеть.

– Как раз хотели! – весело поправилГорецкий. – Но не обидели, потому что восхищаюсь я Лидией Антоновной вовсене по каким-либо личным мотивам. Внешне она… достаточно некрасива. Да, худая,бледная от недоедания. Правда, относительно ее возраста я мог бы с вамипоспорить. Вам сколько лет?

– Двадцать восемь, – угрюмо сообщил Борис.

– Ну, понятно! – обрадовался АркадийПетрович. – Все, кто старше сорока, кажутся вам безнадежными стариками, апосле пятидесяти, по вашим представлениям, жизнь вообще кончена. Позже выпоймете, что были неправы. Но я веду сейчас речь не об этом. В этой женщине,такой обычной на вид, есть одно качество, которое уже давно очень интересуетменя.

– Что же это за качество? – против воли Борисзаинтересовался разговором.

– Право, я затрудняюсь подобрать ему подходящееназвание. Скажем так: это способность к выживанию, некий внутренний стержень,который проявляется только в экстремальных ситуациях, и есть он далеко не увсех. Скорее, это большая редкость. Возьмите Лидию Антоновну. Не очень молодаяи не очень здоровая женщина оказывается в Константинополе совершенно одна безсредств к существованию. Она потеряла всех родных и все деньги.