Я думала о муже. Все это время я пытаюсь понять, чтопроисходит. А вдруг разгадка гораздо проще? Что, если Виктор умелосрежиссировал происходящее и за всем этим стоит не неведомый мне некто в жуткоймаске, а он, мой муж? Извращенная, чудовищная месть. Виктор был тяжело болен,он знал, что вскоре умрет, лежал в этой комнате долгими ночами, прикидывая, какотомстить мне, и однажды придумал? Разработал план собственного убийства,рассчитав все до мелочей? Такое не укладывалось в голове… Может, эта мысльоднажды пришла ему в голову, а потом возвращалась и возвращалась, покаокончательно не завладела им? И тогда он привел свой план в исполнение. Онумер, а некто, оставленный им, играет роль моего палача? У Виктора достаточноденег, чтобы осуществить любую, самую жуткую фантазию. А вдруг он вовсе неумер? Вдруг он наблюдает со стороны за происходящим? Я вытерла холодный пот солба и тревожно огляделась.

Кто-то в самом деле наблюдает за мной, я же чувствую… Стоп,не сходи с ума. Главное, держать себя в руках и не дать разыграться фантазии.Какие, к черту, фантазии: убийство Виктора — до сих пор загадка, никто вроде быне желал его смерти, но ведь кто-то убил? Виктор сам нанял своего убийцу?Только для того, чтобы превратить мою жизнь в ад, не имея возможностинасладиться этим зрелищем?

Я отшвырнула книгу. Подумай о другом. Этот тип является вмаске. Значит, он боится, что я его узнаю. Другой причины просто нет. Почему женет? Палач всегда появляется в капюшоне, жертва не видит лица. Что же, дурацкаямаска — дань традиции? Чересчур затейливо. Допустим, я его все-таки знаю. Этоне Шерман и не мой муж, даже если ему каким-то образом удалось воскреснуть.Тогда кто? Человек, которому Виктор доверял. Человек, ему преданный. Не так ужмного кандидатов на данную роль. А у этого психопата свежий шрам на плече…

Телефонный звонок напугал меня, я вдруг подумала, что еслиуслышу голос Виктора, то, пожалуй, не удивлюсь. Однако голос все же заставилудивиться, потому что звонил Шерман. Хотя почему бы адвокату и не позвонитьбезутешной вдове?

— Лилия Романовна? — спросил он. — Добрыйвечер, это Шерман. Как ваши дела?

— Спасибо, хорошо, — ответила я.

— Хорошо? — Он вроде бы растерялся. Тут явспомнила, что вдове полагается быть несчастной, и в досаде покачала головой.

— Ваши неприятности прекратились?

Вопрос меня разозлил.

— К неприятностям привыкаешь, — уклончиво ответилая.

— Говорят, вы живете затворницей. Нигде не бываете.

— Почему вас это интересует?

— Лилия Романовна, не знаю, откуда у вас ко мне такаянеприязнь, честное слово, я всегда хотел быть вашим другом.

— В самом деле? — Я помедлила и спросила:

— Валерий Петрович, скажите, мой муж, как он себячувствовал в последнее время?

— Что? — растерянно переспросил он. — То естьчто вы имеете в виду?

— И вы, и я знаем, Виктор был болен. Наши отношения вамизвестны, мне он мог ничего не сказать, а вот вам… Ему стало хуже?

— Ах вот что, понимаю. За несколько дней до своейтрагической гибели Виктор говорил о близкой смерти… то есть вполне увереннозаявил, что скоро умрет. Я, признаться, решил, что это обычные страхи больногочеловека, и не придал особого значения, но вчера встретился с Фадеевым, этолечащий врач Виктора…

— Да-да, я знаю…

— Мы заговорили о Викторе, и он сказал, что жить ему насамом деле оставалось недолго, от силы пара месяцев, так что убийцыпоторопились. — При этих словах я стиснула зубы. — Впрочем, и за двамесяца можно многое успеть.

— Что вы имеете в виду? — встрепенулась я.

— Да ничего конкретного, просто к слову пришлось.Кстати, никто не знал, что состояние Виктора ухудшилось. Никто, не исключаясамого Виктора. Фадеев не имеет привычки разглашать врачебные тайны.

— Но Виктор мог догадаться… я хочу сказать, если его состояние…

— Лилия Романовна, ваш муж погиб, убийца понесзаслуженную кару, а вам надо думать о жизни. Клуб многое потерял без вас, выбыли его украшением.

— Вы позвонили, чтобы сказать мне это?

— Не только. Мне кое-что пришло в голову. Возможно, этоерунда, а возможно… Вдруг это поможет избавиться вам от неприятностей? Ведьнеприятности еще не кончились?

— Вы говорите загадками, — пробормотала я.

— Мне трудно объяснить в трех словах. За несколько днейдо гибели Виктора я был свидетелем одного разговора. Ваш муж собиралсяустановить… Извините, — сказал он совсем другим тоном, — мне звонят вдверь.

— Подождите, — заторопилась я, — чтособирался сделать мой муж?

— Вот что, приезжайте ко мне через час. Поговорим.

Он повесил трубку, а я вскочила и бросилась в свою комнату.Оделась в рекордные сроки и через полчаса была уже возле дома Шермана. Я хотеланаплевать на приличия и сразу же подняться к нему, но тут заметила машинуГаевского, впрочем, не заметить ее было затруднительно, она стояла возле самогоподъезда.

Я нахмурилась. Меня очень интересовало, что собиралсясообщить мне Шерман, и мне вовсе не хотелось тратить время на выяснение наших сСергеем отношений. По большому счету, сказать нам друг другу было нечего.

В крайней досаде я направилась через двор к соседнему дому,решив дождаться, когда Сергей уедет. Вдруг он появился из подъезда. Пиджакнараспашку, галстук болтался бесполезной тряпкой, а сам Сергей выглядел так,точно за ним гнался сам дьявол. Я бросилась к нему навстречу, забыв про своинамерения.

— Сережа! — крикнула я. Он замер, повернул голову,глядя на меня совершенно безумными глазами, лицо его было бледным и каким-тозастывшим.

— Лили? — пробормотал испуганно, торопливо спрятавчто-то в карман пиджака. — Что ты здесь делаешь?

— Шерман звонил мне полчаса назад, просил приехать.

— Да? Думаю, тебе не стоит идти к нему. Он… нездоров.

— Нездоров? — растерялась я, отступая на шаг.

— Да, — кивнул Сергей. — Давление, кажется.Лили, поедем домой немедленно… — Вот тут я и обратила внимание на его руки изамерла, не в силах отвести от них взгляд. Он тоже уставился на свои ладони,точно видел их впервые. Они были в крови, видимо, Сергей безуспешно пыталсявытереть их носовым платком. — Что это? — пятясь от него, спросила я.

— Садись в машину. — Он схватил меня за плечи, явскрикнула, а он прошептал умоляюще: