— Я ездила туда, когда мне было семнадцать. Папе нужно было подписать какой-то контракт в Чикаго, и чтобы не оставлять дома, меня с собой взяли. Мы там неделю всего пробыли… Или меньше. Боже, из-за этих чудиков у меня все в голове перепуталось!

Грейс задумалась. Но не успела она придумать следующую реплику, как Руби спросила:

— Ты читала то, что я тебе отдала? Было что-то полезное?

— Полезное? — Грейс приподняла уголки губ. — Не совсем полезное. Наверное, кто-то другой больше бы полезного в них нашел.

— Нет, таких я бы не нашла.

— Немного я знаю. Насколько я поняла из дел, Джексон — самый старший из них. Может, они ездили под его надзором? Или Шелдон просто поехал по соглашению чьих-то родителей. Такое тоже, наверное, бывает.

— Ты думаешь, они тоже давно знакомы?

— Может, познакомились в поездке.

— Но как тогда они выехали?

Грейс пожала плечами.

Руби задумалась.

— Знаешь, мне кажется, будто бы мне стоило бы что-то вспомнить о них. Будто я забыла что-то очень важное. Особенно когда я вижу в списках имя Джексона Брайта, так чувство накатывает опять. Будто он мог мне что-то сказать, что-то важное, а я даже не узнаю его, если увижу на улице. Он может ходить около меня, а я даже не пойму, если он окажется рядом… И я даже не понимаю, почему так переживаю. Мне на них-то, по большому счету, все равно. Но ведь видела же когда-то, ведь разговаривала! А о чем? И почему не могу вспомнить?

Повисла тишина. Руби переваривала горькое ощущение признания, а Грейс вспоминала и прощупывала диалог.

— Говоришь, что Джексона хотела бы спросить?

— Не спросить. Просто, может, он бы напомнил, что было на водопаде. Неприятно иметь белое пятно в памяти, остальное я ведь помню из той поездки. Почему-то такое чувство, что надо его спрашивать. Не знаю почему. Но мне почему-то хотелось бы с ним поговорить больше всего, а не с Шелдоном!

— Мы всегда хотим загадок, Руби. — Улыбнулась Грейс. — А Джексон — большая загадка.

— Да уж, это точно, — кисло усмехнулась Руби.

— Ты все-таки подумай. Вдруг это ложное воспоминание? — предположила Грейс, потеплее укутавшись в пальто. Стало совсем холодно.

— Ложное воспоминание?

— Подумай, Руби, посмотри. Ты же сама сейчас сказала, что плохо помнишь эту поездку.

— Да, я мало что запомнила. Я тогда болела, чувствовала себя неважно.

— Может, ты сейчас все придумала? — Грейс улыбнулась и погладила Руби по руке. — В последнее время ты часто вспоминала, думала о них. И твоя память могла вписать их в те части памяти, в которых были пробелы. Ты вспоминала поездку на Великие Озера?

— Конечно… Шеннон все напоминает, что хочет туда съездить. Он и в Соединенных Штатах не был никогда.

— Может, так работает память, вклеила недостающий фрагмент. Не переживай.

— А что если я должна помнить? Что мне тогда сказал Лэмб? Что если он сказал что-то важное?

Грейс почувствовала, как в груди что-то застывает. Холод перешел к рукам, к кончикам пальцев. Грейс, казалось, медленно каменела.

— А почему ты все-таки не спросила? На первом курсе ведь никто еще не знал, какие они, — тихо спросила она.

— Зачем они мне сейчас? — усмехнулась Руби. — Вдруг бы остальные подумали, что я на самом деле собиралась с ними дружить. Да ни за что! Я хочу иметь друзей, а не ходячие проблемы. Плохая дружба портит имидж. Грейс, ты представь, что было бы с моей репутацией! Я даже представлять не хочу.

Руби вдруг замолчала, нахмурилась.

— А ты слышишь крики? — спросила она.

— Крики?

— Будто кто-то улюлюкает.

Грейс прислушалась. И в самом деле — вдалеке, чуть слышно, будто на поверхности воды, казалось, кричали и смеялись.

— Пойдем. Что-то мне это не нравится.

— Пойдем.

Грейс поймала себя на мысли, что не слышала ничего, кроме голоса Руби, пока они сидели на полянке.

Вернулись они быстрее, чем дошли до полянки, хотя шли по прежней тропинке. Деревья редели, и еще из чащи стала проглядываться стена здания университета. Крики становились громче. Девушки пошли быстрее.

На поляне перед университетом собралась реденькая толпа. Студенты сидели на лавках, стояли, опершись на деревья, просто старались держаться прямо без подпорок и улыбались. В центре, словно на сцене, стояли Шелдон Лэмб и Шеннон, один — мертвецки-спокойный, другой — разъяренный как адский пес. Стояли, как казалось, недавно, но словесную перепалку уже вели.

— Еще раз спрашиваю, ты почему мою девушку обидел? — крикнул Шеннон.

Шелдон молчал.

— Ты кого из себя возомнил, петух?

— Никого. Я уже в который раз говорю, — сказал Шелдон. Ему, казалось, скучно. Он стоял ровно, засунув руки в карманы пиджака, и даже не снял очки.

Шеннон же снял верхнюю одежду, засучил рукав одной руки и взглядом метал молнии.

— Ты не отвечаешь. Ты увиливаешь.

— Может, стоит пораскинуть мозгами и понять самому?

Толпа засмеялась.

— С каких пор ты решил, что умнее всех? — процедил Шеннон. Уязвленное самолюбие раскололось и царапало. Оттого и голос так изменился.

— Вы так решили.

— Это почему?!

— Не решили бы, не боялись бы меня.

Толпа снова рассмеялась. Кто-то, сидевший на ветвях дерева, чуть не свалился.

— Это мы тебя боимся?! — воскликнул Шеннон и рассмеялся.

— Какие же идиоты, — прошептала Руби, но не в укор.

Грейс, склонившая прежде голову, взглянула на нее. Сердце успокоилось. Руби улыбалась. Как Грейс и предполагала.

— Боитесь. Я чувствую, как тебе страшно.

— Да ладно?! А нравится быть петухом?

— Я родился и умру человеком. А про вас не уверен.

— Если не заткнешься, смерть твоя приблизится.

Шелдон улыбнулся краем губ. Так, словно и не боялся. Скорее всего, так и было. Толпа заулюлюкала. Никто не увидел, как изменился настрой Шелдона.

— Ты понимаешь, что сделал?! — снова закричал Шеннон.

— Я всего лишь сказал Руби, что отправил ей письмо, а она