Сообразив, что подобное развитие событий гораздо предпочтительней, Божена, недолго думая, согласилась.

Устроившись на завалинке, Евсей наблюдал, как на чернеющем небе вспыхивают всё новые звёзды, и, вспоминая странный сон, размышлял, что же ему делать дальше. Но теперь Левашов точно знал: Таяна говорила правду. «Больше я никому не позволю её оговаривать» – твёрдо решил он и с этой мыслью отправился спать.

Солнце ещё не успело согнать с травы росу, а Евсей уже перешагнул порог горницы Божены. Женщина встретила мужчину, презрительно поджав губки, но понимая, что проиграла, не стала артачиться и горделиво направилась к карете. Хотя полячка старалась выглядеть величественно, но её душу съедала злоба. Предвкушая неприятный разговор с паном Залевским, девица мысленно содрогалась, но пыталась себя успокоить: кто ж виноват, что княжич оказался не телком на верёвочке, как ранее предполагала и она, и сам пан Якуб. «Вроде всё так хорошо складывалось, – досадовала Божена. – Чёртова девка! Постоянно мешает! И чего это дядюшка с ней носится? Осудили бы в Москве – и делу конец».

Евсей приставил в сопровождение Божене четверых стрельцов:

– Следите в оба. Чтоб доставили в целости и сохранности, – наказал он.

– Впервой что ли? – вскочив в седло, усмехнулся старший.

Божена уже садилась в карету, когда во двор въехал отряд Прохора. К радости Левашова, и дядьке не удалось поймать беглянку.

– Что, не нашли? – настороженно спросил Евсей.

Долматов нахмурился и, заметив напряжённый взгляд княжича, его успокоил:

– Точно жива, не потонула. Отыскали мы место, где девка на берег выбралась, – признался он и тут же зло поморщился: – А вот куда потом делась? Словно в землю канула. Одно слово – ведьма! Но всё равно найду! – заверил он и, взглянув на удаляющуюся карету, поинтересовался: – Вперёд невестушку решил отправить? И правильно, пусть к свадьбе лучше готовится, а не с нами за преступницей носится.

– Свадьбы не будет, – спокойно возразил Левашов.

– Как это? – вскинул брови Прохор и строго предупредил: – Ты что, царя рассердить хочешь? Что за муха тебя укусила, пока меня не было?

– А вон ты с повитухой поговори и сам всё поймёшь, – проронил Евсей и вскочил на коня.

– Куда это ты? – растерялся Прохор.

– Сам разобраться хочу, что да как, а не со слов пана Залевского.

– Ты что же, не веришь мне? – надулся дядька.

– Тебе верю. Да только и тебя вокруг пальца обвести могли. Может, правду говорит Таяна. Вон как с невестушкой моей, – кивнул Евсей в сторону удаляющейся кареты.

– Так пан говорил…

– Я читал, что он говорил, – перебил Долматова княжич. – И Таяна тоже говорит. А ты вот поляку поверил, а ей нет. А знаешь, почему? – вдруг взглянул Евсей на товарища. – Обида тебя до сих пор гложет, Прохор Алексевич. На Пелагею…И обиду свою ты и на Таяну перекинул. Вот ты, дядька, столько лет злобу в сердце своём лелеешь, а может, стоило просто поговорить с Пелагеей? Ведь забыть её не можешь. И она так одна дни коротает. Не правильно всё это.

– Забыть не могу, потому что ведьма она, – не желая признавать правоту племянника, упрямо буркнул Прохор. – И тебя, видать, эта девка околдовала. Пелагея чай научила. Вот найду её, и сама во всём признается.

– А Таяну ты ищи, – согласился княжич. – Не прощу тебе, ежели живой её мне не сыщешь. Слышишь, дядька? – тяжело взглянул на родственника Евсей.

– За это не беспокойся. Отыщу. Из-под земли достану, – прошипел Прохор.

– А трогать её не смей, – повернулся напоследок Левашов. – Сам обыщиком стану и сам всё разузнаю. Тогда и суд вершить станем.

Проводив княжича, Долматов в сердцах хмыкнул: «Вот ведьма! Что Пелагея, что девка её … – и вдруг его осенило: – Так девчонка, скорее всего, к Пелагее и подалась. Куда ей ещё деваться? Точно! Ведьму эту найду, глядишь, и беглянка сыщется! Завтра и отправлюсь», – решил боярин. Расседлав коня, он направился в избу и на пороге столкнулся с повитухой.

– Говорит, будто я брешу! – отвечая на вопросы Прохора, кипятилась старуха. – Да в жизни такого не бывало, что бы я ошиблась!

Долматов задумался. «Похоже, девчонка-то не врала», – нахмурился он. Сердцем боярина завладела досада: ну не хотелось ему признавать собственную неправоту.

Следующим утром Прохор для верности разослал по окрестным деревням стрельцов, а сам направился на поиски девушки в Зубцов. Добравшись до города, царский обыщик отыскал дом Пелагееной тётки.

Заметив входящего в калитку незнакомца, Акулина насторожилась, но приглядевшись, схватилась за грудь:

– Господи, Прохор Алексеевич! Надо же! Сразу и не признала! Да и немудрено: столько лет не виделись. Тогда парнем бегал, усы у тебя лишь пробились, а тепереча смотри-ка! Борода окладистая, да виски вон уже сединой подёрнулись, – покачала головой женщина. – Какими судьбами, сокол ясный?

– Позови Пелагею, – нахмурившись, попросил Прохор.

– Так нет её, – пожала плечами Акулина.

– Как нет?

– Да как Акимка из Москвы вернулся и рассказал про Таяну, так она сразу и засобиралась. Уж как я её уговаривала остаться. Так нет. Упрямая! Говорит, помочь девчонке должна. А чем поможешь, когда дело такое, – причитала Акулина. – Неужто и вправду ты под замок её посадил, а, Прохор Алексеевич? Так за что же это? Девонька словно ангел небесный.

– С лица может и ангел, а сущность в ней дьявольская, – буркнул боярин, как вдруг вспомнил болтовню Акимки Хромого и внутри его что-то тревожно ёкнуло. – Тётка Акулина, а что, правду люди говорят, будто девчонка эта – дочка Пелагеи?

Женщина захлопала глазами.

– А кто ж её знает. Пелагея-то не признаётся. Говорит, не её.

– С чего ж тогда Акимка глупость такую сморозил? – не унимался Долматов: предположение мужичонки давно его изводило.

– Да уж больно девчонка на Ульяну похожа. Бабку Пелагеену по отцу. Может, помнишь?

Прохор бабки той никогда не видел и покачал головой. Вполуха слушая болтовню старухи, он погрузился в размышления: «Если Таяна – Пелагеена дочка, выходит, она в самом деле встречалась с тем парнем, – сделал Долматов вывод, поскольку не находил в девушке ни единого сходства с собой. – Тогда понятно, с чего это Пелагея так легко приняла девчонку и всё о ней печётся», – зло насупился он. Может, от того Прохор и взъелся так на Таяну, что она, глубоко раня его мужское самолюбие, напоминала ему о мнимой измене невесты.

– Так куда пошла Пелагея? – решил он вернуть разговор в нужное русло.

– Вроде как к себе в Крапивну. А куда её леший направил, мне неведомо…

– А в Крапивну зачем, если девка её в Москве?

– У неё там вроде куньи шкурки припрятаны были. Побоялась с собой по дорогам таскать. А тепереча хотела их на деньги поменять. Без денег чего в Москве делать-то? – пояснила старуха. – Да только виданное ли дело – бабе одной скитаться, – ворчала она, но боярин больше не слушал, а пошагал к коню. – Куда же ты, Прохор Алексеевич! Остался бы хот на денёк, а то я одна да одна.