Несколько дней Ху, отмахав от зари до зари лопатой, вечерами слонялся по прииску, с восторгом и удивлением глядя, как буквально на глазах рос и изменялся старательский поселок.

В первое же полугодие, до наступления холодов, в Желтуге были выстроены гостиницы, предоставлявшие почти европейский уровень комфорта. Гостиницы носили громкие наименования – «Марсель», «Беседа», «Тайга», «Калифорния»… Они были построены там, где совсем недавно был пустырь. Кроме них, желтугинцы возвели две бани (общую и номерную), несколько пекарен.

По субботам на прииске был день привоза. И на обширной ледяной площади, украшенной флагами, выставлялись возы и палатки с товарами. Между ними бродили шарманщики, наигрывая старинные арии; в балагане показывали фокусы. Тут же, на ковре, под открытым небом, давала представления труппа странствующих гимнастов. Один из актеров с исключительной меткостью бросал ножи, впивающихся в доски, к которым прислонилась его невозмутимая помощница. Пришедший в восхищения от увиденного, Ху отыскал артиста-метателя в кабаке и предложил ему сделку: два золотника «песку» за его секрет. Обзаведясь чудо-ножом, парнишка пару вечеров только и делал, что уходил в тайгу и метал клинок в деревья.

По вечерам, прикинув дневной «фарт», старатели усердно упивались этой рисовой самогонкой и принимались бродить по поселку, задирая каждого встречного, и озверело убивали друг друга – в одиночку и скопом. Зазевавшись, Ху и сам как-то попал в самый эпицентр такой дикой драки, и ударом железного прута ему сломали руку.

Само собой, работать лопатой после этого он уже не мог. Земляки наложили на перелом самодельные легкие шины и перевязали руку. Но увы: как ее не перевязывай, а на месяц, если не больше, Ху переходил в разряд иждивенцев артели. Даже земляки-китайцы стали глядеть на него косо. Сообразительный парнишка заявил землякам, что пока его рука не заживет, он перейдет в спиртоносы. Дело было выгодное: за фляжку чистого спирта жаждущий старатель не жалел золотого песка.

Посовещавшись, китайская артель согласилась, что переход Ху в спиртоносы имеет смысл: выменянный на золотой песок самогон поступал в общую казну артели. Дело оставалось за малым: раздобыть спиртное зелье. За ним Ху должен был отправиться в свою родную деревню, а заодно и отнести старейшинам добытый артелью песок и самородки.

Поручение было рискованным. Многие приискатели, получив расчет и собрав припрятанное золото, пытались покинуть Желтугу – однако пройти через тайгу удавалось далеко не всем. Зная о том, что старатели возвращаются с приисков с добытым золотом, в тайге их поджидали варнаки, хунхузы, полудикие жители тайги – гиляки и гольды, – а также жители близлежащих деревень.

Что касается исконных таежных обитателей, то они проявляли к «несунам» больше порядочности и чувства справедливости, выработав своего рода «кодекс таежной чести». Выследив в тайге приискателя, гиляк не убивал его на авось, а долго следил за ним, убеждаясь, что в его котомке действительно есть золото. После чего он опережал путника, и на едва заметной тропе, которую «несун» не мог миновать, расстилал тряпочку, придавленную по краям камешками. Встретив на пути такой знак, старатель понимал, что где-то поблизости бродит и требует выкупа «хозяин тайги». Необходимо было отсыпать в тряпицу немного добытого золота – в противном случае «жадину» ждал меткий выстрел.

После споров и колебаний земляки отправили Ху в долгий поход. Фунт золотого песка и мелких самородков придумали засыпать в полую бамбуковую палку, обмотанную для маскировки лентами корья. В котомку положили немудрящий скарб искателя женьшеня и немного еды.

Через три недели он вернулся на Желтугу, сумев приволочь на коромысле два бидона с ханшином[87]. Послонявшись по прииску пару дней, Ху сошелся с двумя бурятами, также промышлявшими спиртом. Втроем они организовали что-то вроде «кумпании» и ловко промышляли нелегальной продажей спирта – каждый на своей «точке». Торговля вином на Желтуге вроде и не возбранялась: оно рекой лилось в каждом кабаке и даже в трех появившихся здесь казино. Но с продажи надо было платить немалый налог, а платить Ху не хотел и поджидал клиентов в рощице за поселком.

Земляки были довольны: парнишка регулярно общий котел.

А потом ему несказанно повезло: однажды, поджидая «питухов», Ху скуки ради играл с юркой ящерицей, пытающейся спрятаться от него под кустом. Куст был каким-то корявым, ливни подмыли его корни. Ху ухватился за куст двумя руками и легко выдернул его из земли. Выдернул – и замер: на клочковатых корнях висели, как картофелины, крупные самородки.

Оглянувшись, Ху быстро подобрал с земли дюжину самородков, сунул их за пазуху. Воткнул вывернутый куст на место, присыпал корни землей. Высокий гребень прикрывал его «торговую точку» от шумного прииска. Ху перенес бидоны на десяток метров в сторону. Всех покупателей он нынче предупредил: с завтрашнего дня он будет торговать ханшином в другом месте, во-он за тем склоном…

Своей артели и бурятам про найденные самородки он ничего, разумеется, не сказал – зачем? Отдал свою обычную долю золотым песком, а вечерком попозже сходил в одну из многочисленных лавок, разбросанных по всему прииску. Ху купил там лопату и совок наподобие тех, чем лавочники насыпают крупу и муку. У местного кузнеца парнишка заказал толстый стальной стержень, попросив расплющить один конец.

С рассветом Ху отправился к своему «счастливому» кусту, снова выдернул его. Глубоко воткнув в каменистую землю стальной стержень, раскачал его. Воткнул еще раз. Отложив стержень, принялся руками и совком раскапывать землю, и сразу нашел еще с полдюжины крупных самородков.

Ху не был профессиональным золотоискателем и не знал примет, по которым опытный старатель может определить направление основной жилы. На всякий случай он подкопал и выдернул пару соседних кустов – под ними ничего не оказалось. Что ж, нет так нет… Он собрал вчерашние и сегодняшние находки в одну кучу, без жалости выплеснул из одного банчка остатки ханшина, сложил самородки в него. Прикинул на вес – получилось около четверти пуда.

Уйдя подальше от лагеря приискателей, он нашел подходящее место, выкопал глубокую яму и спрятал в нее бидон с самородками. Замаскировал яму, посадил на это место несколько маленьких кустиков.

И, довольный, направился к месту своей торговли ханшином, по пути забросив подальше совок и лопату.

* * *

Прошла зима, вслед за ней солнышко растопило на сопках снег. В этому времени Желтуга, которую стали называть Амурской Калифорнией, приобрела еще более цивилизованный вид. Желтугинцы очень собою гордились и на сходах не раз затевали разговоры о планах расширения прииска. Русские власти, скупавшие у старателей золото по бросовой цене, против «плантов» золотоискателей не возражали. Но тучи над Желтугой сгущались.

Падение Амурской Калифорнии было предопределено. Для центральных китайских властей существование незаконных золотых промыслов на ее территории давно не было секретом. Но правители Поднебесной не торопились громить Желтугу и долгое время, желая ликвидировать прииск чужими руками, вели дипломатические дискуссии с русскими чиновниками.