— Для чего же ты оказал мне вчера услугу?

— То услугу. Служить тебе я готов. А душегубствовать ради тебя без разбору — нет. И жить я здесь у тебя не собираюсь. Где жил, там и буду жить.

Да, подумал Владимир, таким тоном и такими словами со мной никто не разговаривал лет пятьдесят уж как. И ведь неглуп парень, знает, что делает. Не от глупости дерзость, но от разума. Нравится он мне. Совсем еще мальчишка.

— Делай, как знаешь, — сказал он. — Алешка тебя помнит… Был ты, стало быть, у Ярослава.

— Был.

— Как он тебе?

Хелье все-таки удивился и поднял брови.

— Не стесняйся, — сказал Владимир. — Дело такое, брат Хелье. Молодой ты совсем, подкупить тебя не успели, развратить тем более. А мне вот положиться стало не на кого. Да что положиться — поговорить не с кем. Даже с Алешкой. С сыновьями моими и подавно. Дочери все наглые. Добрыня туповат стал. Странные дела у нас творятся. Говори — понравился тебе Ярослав? Говори не таясь.

— Ничего, — честно ответил Хелье. — Смелый он и рисковый. Хоть и странный.

— Хорошо он тебя принял?

Куда уж лучше, подумал Хелье. За нос водил. Посмешищем сделал прилюдно. В темницу посадил. Безоружного Житнику на растерзание отдал. Промолчать, что ли? Сделать ему ясные шведские глаза? А что, сделаю.

Владимир посмотрел в шведские глаза и улыбнулся.

— Отдыхай, — велел он. — А то сходи домой, там отоспишься. Где ты живешь?

— В Жидове. В доме купца Авраама.

— Знаю такого. И дом знаю. В общем, понадобишься ты мне скоро, Хелье. Казначея я предупредил. Зайдешь к нему, это в пристройке напротив входа, дверь синяя. Анастас его зовут. Он тебе выдаст двадцать гривен. Нужно будет еще — приходи, не стесняйся. Из города не уезжай, и из дому надолго не отлучайся. Согласен?

— Согласен.

— До встречи. А я пока пойду Алешку проведаю.

* * *

Прошедшим вечером, в Снепелицу, Святополка, сбежавшего из темницы, приняли в узком кругу в тереме Марии радушно. Болеслав обнял зятя, а сестры, Мария и Предслава, поцеловали. Святополк радовался, говорил возбужденно, перечислял свои невзгоды так, будто время, проведенное в темнице, было глупой, нелепой шуткой. Передние зубы его потемнели, часть волос выпала, был он худой и длинный. Он отказался от вина, поднесенного ему Эржбетой, и сказал, что пока жена его и ее духовник находятся в неволе, пусть и на свежем воздухе, пить он не будет.

Хлынул ливень, и продолжался до рассвета. Затем небо расчистилось и одновременно посветлело. Ночное совещание, вызванное докладом о промашке с Борисом, на этом прекратилось — сколько можно переливать из пустого в порожнее. Прибыли варанги, привезли какого-то пьяницу, и оказался он вовсе не Борис. Васс теперь спит, а когда проснется, будет в ярости по этому поводу, мол, ничего-то вы не умеете, дураки безмозглые. Святополк, еще не успевший опомниться от свалившейся на него свободы, перевозбужденный, очень усталый, ушел спать первый.

Болеслав вернулся в комнату, в которой три недели кряду был совершенно счастлив, но возлюбленной своей он там не обнаружил. Более того, остатки разодранной простыни на постели и на полу, распахнутая ставня и сломанная свеча говорили о вмешательстве в его дела враждебных сил.

Мария еще не спала. Нужно было собирать и опрашивать охрану. Оказалось, сделать это некому — Васс отсутствовал. Как, ведь он же спит? Нет, его нет в его покоях. А где он? Неизвестно.

Это показалось Марии странным. Она кинулась к сундуку и обнаружила недостаток хартий.

Мария разбудила Эржбету. Быстро одевшись в обычное женское платье киевского покроя, Эржбета произвела дополнительный осмотр и присоединилась к Марии и Болеславу.

— Подлец он, — сказала Мария. — Отвратительный подлец. И трус.

— Он не трус, — откликнулась Эржбета.

— И Предслава и хартии!

— Прости за дерзость, княжна, но ты не права. Не думаю, что Васс стал бы похищать Предславу прямо со второго уровня, — сказала Эржбета. — Он же не совершенный дурак. Зачем? Вывел бы ее на улицу, тихо и мирно. Она ему доверяла вполне.

Болеслав молчал.

— Скоро мы все узнаем, — пообещала Мария. — Созывай стражу.

— Нельзя.

— Почему?

— Если Предславу уже передали Владимиру, и ввиду того, что с Борисом наши ухари промахнулись, то, сама понимаешь…

— Договаривай.

— Владимир будет здесь с минуты на минуту с ратью. Человек пятьсот, включая Косых. Что мы можем им противопоставить — сорок наших пьяниц?

Болеслав ничего не сказал.

Прибежал стражник с докладом. В поле между теремом и лесом обнаружили труп одного из дозорных. Заколот свердом.

— Ты права, — обратилась Мария к Эржбете. — Ждать больше нельзя. Закрываем зверинец. Болеслав, бери с собой человек десять, озолоти их, берите лучших коней, бери Святополка, и езжайте оба в Гнезно. Когда здесь все образуется, я дам тебе знать.

— Нет, — возразил Болеслав. — Я остаюсь. Я спасу ее.

— Ты, Болеслав, не мальчик, — сказала Мария строго. — Волосы седые. Мешки под глазами. Что ты городишь! Тебя схватят, остаток жизни ты проведешь в темнице, а Хайнрих займет все Полесье и посадит править там какого-нибудь римского дьякона.

— Пусть.

— Нет, не пусть. Предславу ты сейчас не спасешь.

— Спасу.

— Не говори глупости. Будет тебе Предслава, но не сейчас. Дай мне два месяца. Иначе ты ее погубишь, и меня вместе с нею.

Аргумент не то, чтобы подействовал, но по глазам Болеслава было видно, что он сомневается и раздумывает. А когда Болеслав раздумывал, он почти всегда принимал правильное решение.

— Нужно немедленно найти Васса, — сказала Мария. — Как бы узнать, где он прячется.

— Он не прячется, — Эржбета даже улыбнулась. Как наивны бывают великие мира сего! — Он скачет, и скачет очень быстро.

— Куда же?

Даже Болеслав, как ни был занят своими мыслями, улыбнулся — вместе с Эржбетой. Он встал и пошел будить Святополка и собираться в путь.

— В Константинополь, — объяснила Эржбета. — Продавать хартии.

Глаза Марии раскрылись очень широко. Она отвернулась, посмотрела широко открытыми глазами на окно, и сказала с чувством:

— Пес его еть!

Встреча назначена, подумала Мария, холодея. Назначена скоро. И если после всего, что я успела пообещать и даже выполнить, я явлюсь на эту встречу не только без хартий, но даже без амулета, меня примут за самозванку. Самозванцев Неустрашимые уничтожают без снисхождения. Исключений не бывает. Страшно подумать.

Вот стоит Эржбета и смотрит на меня, и думает о том же самом. Даже не думает — смотрит на меня, будто я уже не в счет. Меня уже нет. Возьми себя в руки, сказала она себе.