Влетели Вовка с Толиком, Павла даже не заметили.

– Бабахнуло… – сказал я.

Они бросились осматривать стены. На железной подставке порядочная вмятина. Стены в дырках – гильза в куски разорвана. Кругом осколки гильзы.

– А где пуля? Куда пуля делась? – орал Вовка, ползая по полу.

– Не знаю, – сказал я. Колокольчики все еще звенели у меня в ушах.

– Не в тебе ли она сидит? – сказал Павел, и ребята стали щупать меня, осматривать.

Я так перепугался, что слова сказать не мог.

– Но где же она, где?

– Посмотрите в чайнике, – наконец сказал я, – нет ли ее в чайнике?

– В чайнике нет.

– И дырки нету в чайнике?

Толик с Вовкой повертели его, осмотрели, пощупали – дырки нет, пули тоже нет.

– Может быть, она во мне? – сказал Павел.

Мы с ужасом смотрели на него. Вдруг он ранен… Сейчас упадет…

Мы кинулись к нему, но Павел отстранил нас:

– Патроны еще есть? Чувствовал – неладное затеяли, да так оно и вышло… – и стал осматривать квартиру.

Патронов у нас больше не было, и мы ему об этом сказали.

Павел вытащил затвор из карабина, положил в карман. Надел нам на головы каски. Каска съехала мне на глаза, но я не шелохнулся, и ребята застыли, стояла мертвая тишина. Он постучал по каскам на наших головах – головы глухо зазвенели – и своей хромающей походкой пошел от нас прочь с нашим затвором, не хотел он больше с нами говорить.

Я поплелся за ним, а он даже не повернулся.

– Все равно, если сунутся немцы, встретим их шквальным огнем! – заорал я в отчаянии, поняв, что нам уже не вернуть затвор, и не совсем понимая, каким образом откроем мы шквальный огонь. – В крайнем случае подложим под дом мину и взорвемся вместе с врагами!

В страхе попятились от двери старушки Добрушкины, как будто вот-вот должен произойти взрыв. Им-то что здесь надо?

Дверь так и осталась открытой, скрипела на ветру, – никто из нас не закрыл ее.

– Что он мелет?! – закричали старушки. – Он хочет нас взорвать! Держите его и не отпускайте ни в коем случае!

– Пока все обошлось, – успокоил их Павел.

– Но когда нас взорвут, будет поздно! – сказали старушки.

– Здорово ты был бледный, когда мы вбежали, – сказал Вовка, когда старушки ушли.

– Внезапно бахнул, – сказал я, – от внезапности.

– Но где же пуля?

– Нет, нет, во мне ее нет… – пятился я.

– Интересно, – сказал Вовка.

Мы пересмотрели в кухне все углы, исследовали и передвинули в кухне все, что было возможно, порылись в мусорном ведре, но пули нигде не было.

– Давайте-ка все отсюда, – сказал я ребятам.

Они чуть в касках не ушли, до того разволновались. И я каску не снял. Мы вместе вдруг о касках вспомнили и сняли их почти одновременно.

– Сам звал, а сам гонишь, – обиделись ребята.

– Звал, звал… ну и звал… скоро мама придет…

– Испортил всю квартиру, мама тебе покажет! – сказал Толик.

Я толкал их к двери, а они упирались.

Грозили нам костлявыми длинными пальцами старушки Добрушкины, заслонив проход на лестнице и не давая пройти Мирзоян. Выскочили братья Измай-ловы из своей квартиры.

– Уйдем-ка отсюда поскорей, – сказал Толик, – человека, раненного на войне, чуть не убили, это же страшно подумать!

– Твоим настоящим патроном! – подначил его Вовка.

– Да если бы я знал, – сказал Толик, – никогда бы… в жизни никогда бы таким дуракам патрон не принес.

Он с силой захлопнул дверь. Оставшись один, я ощупал себя всего и долго вертелся перед зеркалом, вспоминая слова Павла «пуля дура».

Я вспомнил про газеты…

…В газетах сообщалось, что немцев остановили под Моздоком, а это значит: не придется мне теперь ложиться у порога с карабином, не появятся фашисты в нашем городе, не удастся мне с врагом сразиться…

– Уроки приготовлены? – спросил нас Павел. – Если у вас уроки приготовлены, прошу за мной!

Не собирается ли он нам вернуть затвор?

…Сначала мы ехали на трамвае и не знали, куда едем.

Потом шли немного пешком и до самого последнего момента не знали, куда идем.

Ему трудно было шагать, и мы его взяли под руки и без конца расспрашивали, а он молчал. С одной ногой вышагивать по кочкам – нешуточное дело, мы готовы были его на руках нести, если бы он только согласился. Раз он нас ведет, значит, нужно идти за ним без всяких рассуждений. Таким загадочным мы его еще никогда не видели.

– Ну вот и пришли, – сказал он, хотя мы и сейчас не понимали, где находимся. Кругом поле. Какая-то вышка. Сарайчик. Выходит из сарайчика одноглазый дядька, и они с Павлом обнимаются, как старые друзья.

– Ребята еще не знают, куда попали, – говорит ему Павел.

– А попали вы, ребята, на самое настоящее стрельбище, – говорит дядька. – Хотите пострелять?

От удивления мы с Вовкой даже на месте закружились, но ничего особенного не заметили.

– А где винтовки? – спросил Вовка с недоверием.

– Займись сам с ними, Павел, – сказал одноглазый.

Павел вынес из сарайчика малокалиберки, и мы сразу потянулись к винтовкам, но он нас отстранил.

– Начнем с материальной части, – сказал Павел.

– А что это такое? – спросил Вовка.

– Начиная с материальной части, – сказал Павел, – мы узнаем, как устроена винтовка, как из нее целиться и стрелять.

Мы давно хотели стрелять, но материальная часть еще только начиналась.

– Это ствол, – объяснил Павел, – а вовсе не дуло, как некоторые думают…

И я думал – дуло.

– …а это ложа.

Я думал – приклад.

– Войдем теперь в сарайчик, – сказал Павел.

Неужели стрелять в сарайчике?

– Протрем теперь затворы, – сказал Павел, – чтобы не было осечки.

Далеко до стрельбы, думал я.

– А теперь на линию огня, – сказал Павел.

Мы поплелись на линию огня.

– Лежа с упором, для начала, – сказал Павел. – Ложись, ребята, нечего стесняться. – И он показал, что значит лежа с упором.

– Заряжай, – сказал Павел и показал, как заряжать.

Мы зарядили.

– Не дышать, – сказал Павел и засмеялся.

Мы и так не дышали.