В продолжение всего дня принцесса не отходила от дерева. Посмотрите, сказала она Хьюму, на все это богатство и сочетание цветов и как свет сияет в сферах фруктов, в семенах граната, в лепестках цветов. Посмотрите на жучков в трещинках ствола, точно крошечные драгоценные камни, и на перья птичьего хвоста из стеклянного волокна. Что же за человек принц, который все это придумал и сделал?

– То не принц, а мастер принца! – отозвался Хьюм немного ревниво. – Принц находит лучшего ремесленника и платит ему за работу. Сам же в лучшем случае измыслит метафору, которую мастер осуществит.

– Но я же сама тку мои гобелены, – сказала принцесса. – Сама придумываю и сама делаю вещи. Возможно, что и принц все изготовил сам – и дворец, и улей, и дерево.

– Возможно. Но тогда этот принц обожает слишком уж затейливые метафоры.

– Будь вы женщиной, вы предпочли бы ожерелье из медвежьих зубов?.. – спросила ледяница. – Ну, скажите по чести.

– Человек и его подарки – не одно и то же, – ответил Хьюм. – Да и стекло отнюдь не лед…

– Что означают эти ваши слова?

Но Хьюм более ничего не сказал.

Спустя месяц или два начали съезжаться принцы. Было их пятеро, прибывших лично: князь Борис; полноватый хмурый принц, подаривший жемчуга; аккуратный принц, приславший одеяние из дивного шелка и сам облаченный в шелк; кудрявый принц в сапогах со шпорами, любивший шахматы; и принц Созамм, явившийся последним, так далек был его путь. Князь Борис, подумал король, весьма вышел собою – сильный, кряжистый как дуб, с золотистыми косами и золотистой бородой; его бледно-голубые глаза – как ледяные озерца, но у наружных краешков глаз – смеховые морщинки. Принц Созамм приехал верхом на черном как смоль скакуне стройного и нервного сложения, каждая жилка у коня так и играла. Принц пожелал сам поставить коня в конюшню и задать ему корма, хоть и был в сопровождении малой свиты (из таких же землистокожих людей с огромными карими глазами, что послы). Сам имел он прямые, сухие волосы черно-смоляного цвета, будто собственной лошади в масть, впереди у него была челка, сзади волосы доходили до плеч. Ростом был Созамм невелик, чуть пониже принцессы Огнерозы, но плечи и руки у него были сильные. Лицо же – узкое, кожа – темно-золотистая. Нос довольно изострый и с горбиною, брови черные прямые, глаза – более темные и глубоко посаженные, чем глаза его послов, – осенялись темными и длинными ресницами. Князь Борис держался браво, смеялся здоровым раскатистым смехом, тогда как принц Созамм имел осторожную кошачью повадку и отличался молчаливостью. По приезде Созамм сделал нужные поклоны, сказал положенные приветствия, ну а дальше отступил в тень, словно предпочитал быть зрителем, а не актером. При первой встрече с принцессой, взявши ручку Огнерозы в свою тонкую жилистую руку, он поднес ее к тонким сухим губам и промолвил лишь: «Очарован знакомством». – «Рада встрече», – прохладно отозвалась ледяница. Больше между ними не прошло ни слова.

Приезд принцев стал поводом для дипломатических встреч и различных верховых выездов и охот, в этих последних Огнероза не принимала участия, так как был самый разгар лета. По вечерам же устраивались пиры и музыкальные представления. Принц с островов привез с собой двух дев с фарфоровой кожей, которые выводили деревянными палочками изысканные, нежные мелодии на ксилофонах. У кудрявого принца припасен был менестрель с арфой; среди охотников князя Бориса нашлось двое мастеров играть на охотничьих рогах, от их двухголосных наигрышей кровь то быстрей бежала, то стынула в жилах. Принцесса сидела между князем Борисом и кудрявым принцем, слушая рассказы о долгих зимах, о северном сиянии, о морских айсбергах. Принц Созамм сделал знак одному из своих свитских, и тот принес нечто длинное, завернутое в алый шелк, что оказалось на поверку черной трубою с камышовым мундштуком. Свитский протянул трубу принцу, принц поднес ее к губам и выдул пару пробных нот, глубоких и громких, чтоб нащупать высоту тона. Потом, оглядев стол, Созамм объявил: «Эта моя пьеса основана на песнях козьих пастухов». И заиграл. Никто из собравшихся не слышал еще отроду такой музыки. Длинные, похожие на долгий зов фразы взмывали ввысь; чистые ноты нагоняли друг друга, трепетали в зыбком танце на воздушных струях, затем стихали, переходя в еле слышный шепот и растворяясь в пространстве. А в ответ им раздавался словно птичий крик: птица кружила и кружила в воздухе, качая голос на ветру, пока, устав, не улетела, и стало совсем тихо. Принцессе же представилось, будто точатся, тихо падают струи воды и мороз застигает их в половине падения или будто это водяной ручеек ищет, ищет и находит свое узкое, тесное русло между кряжами льда, под сумрачными сводами… Когда смолкла эта неведомая мелодия, все стали хвалить игру принца. Хьюм произнес:

– Никогда мне не доводилось слышать, чтоб такие длинные фразы выдувались в одно дыхание.

– У меня сильные легкие, – ответил принц, – легкие стеклодува.

– Значит, подарки – ваша собственная работа? – осведомилась принцесса Огнероза.

– Разумеется.

Принцесса сказала, что подарки очень красивы. Принц Созамм ей ответил так:

– Королевство мое небогато, хоть и лежит весьма широко, и я нахожу его прекрасным. Я не могу подарить вам драгоценных камней. Ибо страна моя большей частью пустыня, в изобилии у нас лишь песок. Но зато стеклодувное дело – одно из наших древних, исконных ремесел. Все наши принцы-правители – стеклодувы. Секреты этого мастерства передаются из поколения в поколение.

– Я не знала, что стекло делают из песка, – сказала принцесса. – Похоже оно на замерзшую воду.

– Стекло – это песок, расплавленный и отлитый вновь, – объяснил принц Созамм, не подымая глаз.

– Да, расплавленный в жаркой, пламенной печи! – вставил Хьюм, неожиданно для самого себя.

Принцесса вздрогнула, встрепенулась.

Принц поднял наконец свой взгляд, и темные его глаза встретились с голубыми глазами принцессы. Между ними стояли свечи, и в черных глазах принца Огнероза видела отраженное золотое пламя, а принц увидел это же пламя белым, отраженным в ее голубых очах. Огнероза хотела было отвести взгляд, но не могла. Принц молвил:

– Я сюда явился, чтобы просить вас стать моею женой. Чтобы мы отправились вместе в мою страну песчаных дюн, и зеленых морских волн, и извилистых берегов. Теперь я увидел вас, и теперь… – Он примолк.

Князь Борис сказал, что пустыни с их зноем изрядно однообразны; ему кажется, что принцесса скорей уж предпочтет горы, леса, ледяные ветра.

Принцесса снова тихо встрепенулась. Принц Созамм своей тонкой рукой сделал невольный пренебрежительный жест и уставился молча в свою тарелку, где среди крошеного льда лежали ломтики персиков в красном вине.

– Что ж, так тому и быть, – сказала принцесса. – Я отправлюсь с вами в пустыню и узнаю о стеклодувном деле…

Средь тихого ропота, вызванного этим внезапным отступлением от чинного распорядка, и невзирая на весь ужас и беспокойство, охватившее короля с королевой и Хьюма, эти двое продолжали сидеть, неотрывно глядя через стол – на пламя, отраженное друг у друга в глазах.