Как вы знаете, принцессам положено выходить замуж. Для этого бывает ряд причин: династический брак, желание скрепить союз государств или умилостивить могучего соперника, ну и конечно, продолжить чей-то королевский род. В старинных сказаниях принцессам отводится роль подарков и наград, которые любящие их отцы вручают героям и рыцарям, готовым к испытаниям и приключениям, равно как и спасать народ от чудовищ. Можно предположить, что Огнероза, читая в детстве и ранней юности исторические труды и сказки, должна была вынести оттуда убеждение, что принцессы – что-то вроде ценного товара для обмена. Однако в тех же летописях и легендах содержались о принцессах и другие сведенья. Принцессы – умные и придирчивые – выбирают то, что им по нраву. Они обольщают и испытывают женихов, сидят, как хитрые паучихи, за частоколом, украшенным черепами неудачников; от своих воздыхателей требуют сверхчеловеческих подвигов силы и ума и совсем даже не чураются помочь тем, кто пришелся им по сердцу, или уж, по крайней мере, оплачут любимца должным образом. За своими избранниками принцессы готовы устремиться сквозь безлюдные пустыни и по бурным морям; а ежели дело дошло до того, что младой их муж, внезапно обессилев, оказался в лапах коварной ведьмы или великана-людоеда, то они мчатся на выручку к супругу на крыльях северного ветра и умеют призвать на помощь различных созданий – муравьев и мышей, форелей и уток, орлов и зайцев… А в действительной жизни они способны отказывать и в какой-то мере могут выбирать. Поразмыслив обо всем этом, а в особенности о своем холодном сердце, Огнероза пришла к выводу, что всего лучше ей подошло бы остаться незамужней. Для хорошей невесты она слишком счастлива одна-одинешенька. Не рассчитывая покуда в подробностях, как ей быть в случае появления женихов, в целом она положила себе действовать с ними проволочками, уклончивыми речами и устрашением. Так будет лучше для их же блага и для ее. Рассуждая отвлеченно – а она частенько рассуждала отвлеченно, это шло под стать ее натуре, – ей заранее было жаль того, кто ее полюбит, кто найдет ее достойным предметом. Не считая родителей и братьев, которые любили ее машинально и почти незряче, единственным, кто ее любил по-настоящему, был Хьюм. Своим холодным взглядом и умом она давно уже распознала, что между чувствами Хьюма к ней и ее чувствами к Хьюму – пропасть. Своего знания, впрочем, она старалась ничем не выказывать; к Хьюму она испытывала благодарность, находиться в его компании спокойно и удобно. Однако оба они были проницательны и знали, как обстоит между ними дело.

У короля о замужестве Огнерозы имелись собственные соображения, которые полагал он мудрыми и весьма тонкими. Он думал, что его дочери замужество необходимо более, чем иным женщинам. Замужество смягчило бы ее, рассуждал он, открыло бы в ней оконце, обращенное к миру; от своей прародительницы, не давшей мужу радости, она унаследовала некую опасную хрупкость, которая не кому-то еще, а ей самой первой выйдет боком. Что-то в его дочери должно было оттаять, хотя в этой своей метафоре он даже в мыслях не заходил слишком далеко. Ему воображалась сосулька, с кончика которой капает вода, но никак не отсутствие сосульки – и водяная лужица. Он решил, что это холодное создание лучше всего бы выдать за князя из тех же ледяных земель, откуда король Бериман и умыкнул ту самую Фрор. И вот он послал на север, за дальние горы, письма князю Бо́рису, а с ними один из небольших гобеленов Огнерозы да и портрет самой принцессы, где красками художник изобразил ее белую тонкокостную красу, голубые глаза и хладно-золотистые волосы… Король, однако, был убежденный сторонник политеса: в те времена политес означал, что портрет и приглашение должны отправиться не к одному принцу, а ко многим. Также полагался пир и некое соревнование между женихами. Делалось обыкновенно так: портрет одновременно (с поправкой на превратности пути – конный санный обоз, верблюжий караван, морское плаванье на галеоне, карабканье на мулах по горам) достигал некоторого множества желательных принцев. Те же, получив портрет, должны были в ответ послать королю подарки – роскошные, удивительные – для передачи их невесте. И если она найдет подарки достойными (а перед этим их найдет достойными отец), то принцам надлежит прибыть уже собственной персоной, после чего принцесса самолично выберет принца. Таким образом, король не наносил обиды никому из гордых своих соседей, ибо выбор зависел от каприза – или от представлений о прекрасном муже – самой юной невесты. Конечно, если существовала настоятельная причина, по которой один брачный союз был предпочтительнее другого, большинство королей-отцов дали бы об этом понять невесте, а некоторые отцы добивались бы своего увещеваньями или угрозами. Однако к случаю Огнерозы такие суровости не относились. Отец желал ей замужества для ее же блага и князя Бориса назначил ей мысленно лишь потому, что в тамошнем государстве неумеренно холодно, у морских берегов громоздятся ледяные торосы, в горах ледники – ну чем ей не самое прекрасное житье? Однако же до поры он молчал, ибо ведал о супротивном женском сердце.

Итак, портреты с письмами отправились в уголки знаемого мира. Спустя время начали приходить ответные подарки. Сначала златокожий, малого роста посол восточной державы привез шелковое одеяние огнистого цвета, расшитое узором павлина, легкое как пушинка. Затем прибыла из островного королевства нить жемчугов – черных, розовых, а также светящихся, бледных, все размером с яичко жаворонка; из крошечной страны, затиснутой между двух пустынь, были доставлены шахматы, чьи объемные фигуры преискусно, ажурно вырезаны из разных сортов нефрита; туры, например, имели вид настоящих башен с позолоченными лесенками и зубцами. Среди прочих подарков были: стопки золотых и серебряных блюд; леопард в клетке (увы, заболел и умер в пути); арфа; крошечный живой пони; трактат по некромантии с цветными миниатюрами… Король и королева наблюдали, как Огнероза изучает подарки и с важным видом благодарит послов. Некоторый подлинный – хоть и чисто научный, так сказать, – интерес она проявила, пожалуй, лишь к орклейской музыкальной шкатулке… Но вот прибыл посланец князя Бориса, высокий воин с золотистой бородой и двумя золотистыми косами, на длинношерстном боевом коне (у которого, судя по всему, водились блохи), а за ним следом вьючные лошади везли несколько массивных сундучков из гладкой сосновой доски. Воин-посол стал открывать их с некоторой картинностью; он извлек шубу из чернобурой лисицы и какой-то удивительный капор со светло-коричневыми горностаевыми хвостами по бокам, причем кончик у каждого хвоста был черный; затем появился ларец из китового уса, отполированного до чрезвычайной гладкости нового зуба, а в ларце – ожерелье из медвежьих когтей на серебряной цепочке. Огнероза невольно поднесла свои тонкие руки к тонкому горлу. Посол же объявил, что ожерелье это носила мать князя Бориса, а до нее – ее мать. Сам он облачен был в овечий мех, и на голове у него красовалась большая круглая меховая шапка, скрывавшая уши. Огнероза сказала послу, что подарки изумительны. Произнесла она это столь учтиво, что королева тут же стала внимательно к ней приглядываться – не отозвалась ли кровь предков на зрелище медвежьих когтей, не прилила ли к щекам и губам. Лицо Огнерозы оставалось белым, но ведь это могло быть и знаком удовольствия: она белела тогда, когда другие женщины краснеют. Король же подумал про себя, что одно дело – подарки, а другое – даритель. А еще он представил, что тонкая шея дочери, пожалуй, обладала бы некой варварской красотой, будучи заключенной в кольцо из отполированных острых когтей, но, впрочем, не по нему это зрелище.