Был жаркий полуденный час, когда карета въехала во двор перед замком. Я никого не предупреждала о приезде, поэтому нас встретили лишь слегка удивленные служанки. Обычно в такое время все здесь отдыхали. Приложив палец к губам, я шепотом приказала отнести Веронику и Изабеллу в дом, но не будить их: пусть отдохнут. Сама быстро побежала по лестнице наверх в детскую. Мне безумно хотелось увидеть маленького Филиппа.

Я осторожно вытащила его, сонного, из колыбели, прижала к себе, радостно ткнулась лицом в теплую шейку ребенка. Он только сонно хлопал длинными загнутыми ресницами, глядя на меня. Шепча слова любви и нежности, я осыпала поцелуями его белокурую головку, розовые щечки и пяточки, маленькие пальчики и ручки в перетяжках, наслаждаясь молочным запахом его кожи и теплотой этого маленького существа. Голубые глаза Филиппа были как два озера. Он сперва доверчиво улыбнулся мне, потом зевнул и припал головкой к моему плечу.

– Ты спать хочешь? – прошептала я, снова укладывая его. – Спи, мой маленький, мой ребенок! Спи и расти побыстрее!

Я вышла и в коридоре встретила Элизабет.

– Вы знаете господина Ле Пикара? – спросила я.

– Да, мадам, – ответила она сдержанно.

– Он здесь не появлялся? Не приезжал?

– Нет, мадам.

Я вздохнула с облегчением. Потом спросила:

– А господин герцог? Где он?

– Он как будто читал книгу в беседке, мадам.

Я потратила несколько минут, чтобы взглянуть в зеркало и оценить, достаточно ли хорошо выгляжу, а потом побежала в парк разыскивать мужа.

Увидеть его мне хотелось невероятно. Я была счастлива уже потому, что он дома. А его раненая рука? Как она?

Помня любимые места Александра, я знала, где надо его искать. Через рощу к беседке совсем недавно проложили дорогу, мощенную кирпичом. Я прошла по венецианскому мостику через ручей, и теперь мне уже был виден Западный грот, сложенный из розового гранита и окруженный зарослями хрупких деревцов с ажурными ветвями и перистыми шершавыми листьями, окрашенными осенью в багряный цвет. Здесь бил хрустально чистый источник, распадающийся на три перекликающихся между собой ручейка, которые с журчанием неуловимо исчезали под беспорядочно нагроможденными камнями. Я шла среди густой высокой травы, совсем как летом, и увидела Александра.

Было похоже, он спал, закрыв рукой лицо. Лучи солнца слабо пробивались сквозь листву и бликами плясали по траве. Муравей полз по рубашке Александра, срывался и снова полз. В волосах герцога запутались травинки. Чуть поодаль лежала раскрытая книга. Ветер шевелил ее страницы.

Я взглянула: это были записки маркизы де Севинье. Улыбаясь, я склонилась над мужем, длинной травинкой пощекотала ему щеку. Он отмахнулся, будто прогонял муравья. Мне так хотелось услышать его голос, что я наклонилась, намереваясь разбудить его поцелуями, но, едва лишь мое дыхание коснулось его, он вздрогнул и наши глаза встретились – близко–близко, так, что, кроме глаз друг друга, мы ничего не видели.

– Боже праведный… Сюзанна?

Я кивнула, улыбаясь и покусывая травинку. Он обнял меня за талию, потом осторожно отобрал травинку и нежно поцеловал в губы.

– С приездом, дорогая. Знаете, что удивительно…

– Что?

– Я думал о вас. Вы мне снились. Я открываю глаза и вижу вас во плоти и крови. Это материализация мысли, прямо как у Калиостро!

Мы оба рассмеялись, чувствуя себя счастливыми. Я подумала: а что было бы, если бы я так и не встретила Александра? Ну, если бы я в тот сентябрьский день не увидела его на берегу? Как пуста была бы жизнь! Мне казалось сейчас, что до Александра я и не жила вовсе.

– Александр, любовь моя, – прошептала я, припадая щекой к его груди. – Что у вас с рукой?

– Уже все в порядке. Не думайте об этом.

– Вы… вы, надеюсь, на меня не сердитесь?

– За что?

– Я тогда… была так несдержанна. Так недостойно вас упрекала.

Он погладил мои волосы.

– Мне кажется, просить прощения следует мне, а не вам.

– Какие мы все-таки любящие супруги, – улыбнулась я.

Он долго смотрел на меня, не произнося ни слова. Взгляд его был нежный, мягкий, зачарованный.

– Как я люблю вас, сага… Я скажу вам – не потому, что вы моя жена, а потому, что это правда: я не встречал такого благородного совершенства черт и линий, как у вас. Этот чистый лоб… – прошептал он, осторожно обводя округлость моего лба. – Эти чудные ресницы в полщеки, это чистое сияние глаз, глубина взгляда… Шелковые волны волос вокруг изящного овала лица… Небесная красота.

– Я земная, Александр. Во мне нет ни капли небесного.

– Я знаю, что вы земная. Я, как мужчина, это очень хорошо чувствую.

Мне были приятны эти слова. Тем более что я уже давно их не слышала. Хорошо, что три года, прожитые в браке, не отучили Александра от ласковых слов, которые нужны женщине, как воздух. Не все супруги так поступают. Да и не у всех такие отношения, как у нас. Я невольно подумала о своем отце и мадам Сесилии. Любопытно было бы узнать, что заставило их пожениться?

Александр погладил меня по щеке, возвращая к действительности, и неожиданно спросил:

– Вы хотели бы иметь еще ребенка, Сюзанна?

– Да, – прошептала я, не раздумывая ни секунды. – И мне приятно, что вы первый заговорили об этом.

– А как же наше неопределенное будущее? – чуть поддразнивая, спросил он.– Мое безрассудство? То, что я готов рисковать и собой, и вами? То, что меня могут арестовать?

– Вы зря шутите этим, – сказала я серьезно. – Все это возможно, но мне кажется, что ребенок ни при каких обстоятельствах не может быть лишним. Он приносит радость, а не неприятности. С годами я это поняла. И мне…

– Что?

– Мне бы так хотелось, чтобы у нас была дочка.

Подавшись вперед, он схватил меня в объятия, опрокинул на траву и, смеясь, долгим поцелуем прильнул к губам.

– Дочка? Мне бы хотелось еще одного сына.

– Нет-нет, – сказала я, защищаясь. – С сыновьями одно беспокойство!

Он осторожно стаскивал мое платье с плеч. Его руки мягко сжали мою грудь. Он обнял меня сильнее, и я почувствовала, что он возбужден, но, шутливо сопротивляясь, воскликнула:

– Вы напрасно так спешите! Сегодня все равно ничего не получится!

– В данный момент я преследую не только эту цель, – прошептал он, зарываясь лицом в кружева моего корсажа.

Он снимал с меня нижнее белье, и его руки были так горячи, что мне казалось, ткань плавится под его прикосновениями – плавится и тает. Сердце у меня застучало чаще, во рту пересохло, и я трудно глотнула, когда он чуть-чуть приподнял мои бедра, снимая панталоны. Его пальцы медленно двигались, добираясь до самого чувствительного места между бедрами; я часто-часто дышала, и внутри у меня становилось влажно от одних мыслей о том, что сейчас произойдет. Я согнула ноги в коленях, чтобы сильнее открыться ему навстречу. Он коснулся меня там, внутри; каждая клеточка моего тела наливалась мучительно–сладкой страстью, и, внезапно подавшись вперед, я сама рванула пояс его кюлотов, прошептав пересохшими губами: