в виде букетика или книги по любому, даже слабо памятному случаю в жизни Мод: в день, когда умерла их мать, в день, когда она познакомилась с Алланом, в день, когда у нее должны были начаться месячные. При каждом таком подношении Мод внутренне кряхтела, никогда не осмеливаясь сказать Полин, до чего эти подарки ее печалят. Когда-то она сходным манером обихаживала их отца, покуда тот однажды твердо не остановил ее:

– Это страхование любви. Не хлопочи. Моя любовь и так твоя.

Была у Полин и любовь Мод, и Полин наверняка об этом знала. Хотела же она и опасалась потерять вот что: позволение и дальше играть так, как это было всегда. Ей не хотелось говорить или думать о тех деньгах, какими располагала Мод, а Полин не располагала, точно так же, как она отводила взгляд, всякий раз проезжая мимо супермаркета без единого дерева вокруг, где по сниженным ценам продавали экономично расфасованные товары: он теперь портил весь строй главной улицы в их городке. Ее наполняла решимость притворяться, будто ничего не изменилось.

Ее отношение укрепило в Мод ее неохоту как-то поправить ситуацию, к чему ее понуждал Аллан: Полин не захочет жить с ними дольше, она сама должна начать о себе заботиться. Мод возражала:

– Я сама – часть этой неувязки. Как же мне помочь ей разрешить ее? – Хорошая отговорка для того, чтобы ничего не делать.

В начале июля, летом того года, когда ей исполнилось двадцать три, через несколько недель после выпуска из Уэллзли[122], Полин познакомилась с Оливером Прюэллом. Он начал выгуливать ее. Десять дней спустя Полин встала утром пораньше, чтобы застать сестру за завтраком.

– Он меня очень торопит. Наверное, не шутит. Он добродетелен настолько, что зло берет.

– Это необязательно плохо.

– Два года как из колледжа, а держаться за руки – это уже risqué?[123]

– Он не из голубчиков?

– Нет. Возможно. У меня такое чувство, что он «знает», что я богата.

– Как его зовут?

– Можно это я пока оставлю от тебя в секрете? Он из хорошей семьи. К тому же работает на Уолл-стрит. Если он не клюнул на мои чары, должно быть, желает… Мод, как мне это выяснить?

Мод считала себя скверной советницей во всем, что касалось мужчин: в своей взрослой жизни близко она знала лишь одного. С Алланом она познакомилась тремя годами ранее. У них быстро завязалось дружеское сообщничество: ее сомнения в себе обрели совершенное дополнение в его самоуверенности. Они вместе «веселились» – ходили в театр, допоздна танцевали. Он сделал ей предложение так, будто оказывал услугу, которая очень ему нравилась. Друзья Мод предупреждали, что он думает о ее грядущем богатстве. Отец не согласился, а она знала Аллана, и ума ей хватило. Ее мало удивило, когда через три недели после того, как они переехали в свою хорошо обставленную квартиру на Восточной стороне, у себя на письменном столе она обнаружила счет за аренду. Аллан счел само собой разумеющимся, что за квартиру будет платить она, – и за их путешествия, и за ложу в «Мете»[124], если ей хочется, – а он брал на себя расходы за их машины и свои клубы. Мод едва ли была против, поскольку во всем остальном Аллан оказывался лучшим из мужей. После их ухаживаний Мод ожидала, что как компаньон он продержится долго; он и продержался. На страсть она не рассчитывала. Шли месяцы, и Аллан каждый вечер возвращался домой к ней, словно моряк в увольнительной. Мод поймала себя на том, что влюблена в него.

(Позднее, когда война умыкнула Аллана на Тихий океан, а ей самой исполнились ужасающие тридцать, Мод завела любовника. Вернее, он завел ее; еще вернее – он ее не заводил. Слегка обедневший балтиморец изысканного происхождения и не менее изысканных повадок, он принялся пылко ее преследовать. Наконец она уступила. Мод хотелось подтверждения ее телесной красоты; ей же воздали должное более спекулятивного свойства. Майкл, способный ее удовлетворить, объяснил, что консумацией этой он так дорожит, что взлелеять ее должным образом могут лишь брачные узы. Он знал ее истинную ценность – у него друг работал в ее банке, как она выяснила прежде, чем указала ему на дверь.)

Мод дала сестре уклончивый совет.

Месяц спустя Полин запуталась в проигрышах, куда ее заманили Оливер и мартингал. Своему возлюбленному она была должна шестьсот тридцать пять долларов и собственную девственность. Полин решила разжиться деньгами и попросила Мод помочь ей найти работу. Сказала, что ей хочется трудиться:

– Что угодно. Продавать щетки Фуллера[125]. Я и без того уже опозорена.

Мод была довольна. Она предвидела чудесные выгоды от решения Полин. Возможно, обнаружит цену деньгам (под которой Мод как-то имела в виду бесполезность этого знания). Может, заработает если и не на жизнь себе, то хотя бы на квартиру. А то и, глядишь, оставит Мод и ее деньги позади.

Мод отправила Полин к одному из своих старейших друзей – человеку зажиточному и влиятельному в тех местах, президенту «Ассоциации» (Ассоциации по улучшению породы чистопородных лошадей). Мод не удалось заметить, что это его сына Полин выбрала своим постоянным спутником. Никак она не могла догадаться, что именно из-за этого молодого человека сестре захотелось зарабатывать деньги.

Мистер Прюэлл, однако, часто замечал Оливера и Полин вместе – совсем недавно они ели картофельную стружку из одного пакетика, прогуливаясь под высокими вязами Бродвея. Он согласился встретиться с Полин (которая сказала себе, что, в конце концов, работа есть работа), но ему было неинтересно подыскивать ей занятие. Он хотел, чтобы она приглядела за его сыном. Доверил ей свою озабоченность им; показал эротические гимны Оливера, посвященные Элизабет. Полин определенно влюбилась.

Ей хотелось замуж. Оливер сказал, что это им не по карману. Полин решила впутать сестру. Перехватила ее по пути на званый ужин.

– Ты работу получила? – бодро спросила ее Мод.

– Обожаю мистера Прюэлла – я его толком никогда не знала.

– Сказочный он, да?

– Я встречаюсь с Оливером Прюэллом – я о нем рассказывала тебе месяц назад? Это всерьез? – Вопросы в голосе Полин напрашивались на одобрение Мод.

– Как это чудесно! – ответила та в смятении. Как могла она этого не сообразить?

Наутро она выяснила, что соратников по незнанию у нее нет: ее «благоразумные расспросы» об Оливере становились комичными, поскольку все ее друзья без околичностей выкладывали свои оценки и прогнозы при упоминании его имени. По мнению большинства, он симпатичен, воспитан, Прюэлл до мозга костей, нравится он больше, чем им восхищаются, не