безобразник – не из тех, кто станет жениться на девушке из-за ее денег, с его-то ожиданиями. Не вполне надежен: два года назад после романа с Элизабет, длившегося целое лето, он ее бросил.

Полин вновь поговорила с Мод. Ей хотелось, чтобы Оливер на ней женился.

(«Ну конечно, я не беременна!» – «Но ты же с ним спишь?» – «Такого кот наплакал, но да».)

Хоть и «с ума по ней сходил», Оливер считал бо́льшим безумием жить на его нынешнее жалованье.

– Он велит подождать, пока мне двадцать пять не исполнится, – пока я не «вступлю в свои права», как он выражается.

– До чего ж терпеливый!

Как Мод и боялась, незадача вскоре ухудшилась. На следующий день Аллан вернулся в большой город. Никаких приглашений, могших бы ее спасти, не поступило, поэтому ужинала Мод дома с Полин, которая без промедления спросила у нее:

– Можно мне поговорить об Оливере?

– А поможет?

– Что с ним не так?

– Не глупи.

– Он говорит, дохлый номер. – Мод стало интересно, почему на сем дело разумно и не закончится; однако у них бы тогда не было этого разговора. Полин продолжала: – Чтоб он передумал, много не потребуется, я думаю. Или я имела в виду «не думаю»?

– Ты уверена, что он хочет на тебе жениться?

– О да. Клянется, что женится на мне, если только… – Полин умолкла.

– Так, значит, есть какая-то записка о подробностях?

– Ох, Мод, он сам мне обещал, а я искала ответы. Подумала, что, возможно…

– Ты не могла бы объяснить мне притягательность того, кто настаивает на большем количестве денег?

– Я б ни за что это так не сказала. Как бы там ни было, у нас же есть деньги, правда?

– Едва ли смысл в этом.

– А в чем смысл иметь деньги, если их нельзя пустить на то, что тебе хочется? Ты же всегда говорила, что я должна быть счастлива.

– Вот в чем смысл. И в конце концов, – продолжала Мод, зная, что удерживать Полин на поводке долго не получится, – что мы тут в силах поделать?

– Если я получу свою долю сейчас, оно поможет делу – даже если там окажется не так много, как он думает.

– Не бывать такому. Юридически, я имею в виду. Ты же сама это знать должна.

– Конечно. А что, если я возьму свою долю из того, что у тебя, а потом верну тебе в девять ноль пять утра того дня, когда мне исполнится двадцать пять?

– Не могу.

– Ты же сама говоришь, что совершенно не понимаешь, что со всем этим делать. И подумай только: отныне и впредь я не буду стоить тебе ни единого пенни.

– Дело здесь не во мне. Это папины деньги…

– Ой ладно тебе!

– Ему небезразлично было, что с ними станет. Мне не нравится то, что́ он решил, но я дала слово, что буду уважать это решение. А если б и не давала, тебе известно, что почти все мои деньги в доверительном управлении, и я – лишь один управляющий. Ничего не выйдет. Я не могу пойти поперек папиных желаний. Не говоря уже о его завещании.

– Дорогая моя, кто же знает, что он сейчас думает? Бросила б ты прятаться за покойника? Если Оливера ты не одобряешь, так и скажи.

– Ни за кем я не прячусь. Я ответственная – на таких условиях деньги нам и оставили. Хотелось бы мне, чтобы они были у тебя. Мое неодобрение Оливера к этому никакого отношения не имеет.

– Вот видишь? Поэтому ты несешь всю эту чепуху. Тебе хотелось бы, чтоб деньги были у меня! Думаешь, без них ты бы Аллана себе заполучила – одними ножищами своими?

Полин вышла из-за стола. Вот хлопнула передняя дверь. В гостиной Мод налила себе недопитый взболтанный мартини. Садясь, сказала себе: нельзя позволять ей такое обо мне думать. Выпивка плескалась у нее в стакане. Полин ударила ее в слабое место.

Рано поутру она спустилась дождаться сестру. Мод сказала ей, что забыла об одной вещи, которую они могут сделать. Дом в большом городе Мод оставили сразу. Теперь он сдавался. Если Полин хочет, жильцов оттуда можно выселить к весне.

С прошлого вечера, добавила она, ей пришло в голову, что она могла бы попросить, чтобы содержание Полин из доверительного фонда увеличили, даже удвоили.

Полин согласилась. Довольная, что у нее увеличится собственный доход, она прикидывала, что Оливера больше умаслит симпатичный угловой дом на площади Саттон.

За ночь ее чувства к Мод претерпели значительную перемену. Выскочив наружу, она быстро скинула с себя годы покорности; и, словно змея весной, обида тут же подняла свою угрюмую голову. Вновь и вновь сердито напоминала она себе о несправедливости этакого положения. Она так же умна, как Мод, она прелестнее – и настолько беднее сестры! Сама она б ни за что не дала своей сестре страдать от стариковского каприза.

К утру ее возмущение укрепилось тренировкой. Когда Мод сделала ей свое предложение, Полин сочла, что ей причитается больше. Уступки Мод главным образом удовлетворяли ее тем, что с ними Мод навсегда оказывалась не права.

Вскоре после, еще перед тем, как объявили о помолвке, Мод предпочла отправиться в путешествие. Сезон заканчивался, и до свадьбы у нее было время совершить давно откладывавшуюся экскурсию по Европе. Обидевшись на ее отъезд, Полин дала оскорбленности своей цвести буйным цветом. Останься Мод, даже сердитая сестра заметила б, что ей хочется лишь мира и покоя для себя. А вместо этого Мод позволила Полин превратить ее в какую-то ведьму. Счастье помолвки Полин, публичность ее свадьбы сверкали на темном фоне безразличия и предательства.

Или же, если б Мод осталась, Полин хотя бы могла высказать ей свою обиду. Мод пострадала б и пережила, а гнев Полин выдохся бы и стал принятием, если не пониманием. Но Мод уехала. Много лет Полин виделась с нею как можно реже, да и то избегая той фамильярности, что так долго ее поддерживала. Ее негодованию некуда было изливаться, кроме заболоченной ямы воспоминания и предчувствия, где лежало оно, бессильное и живое, из года в год, ожидая возможности восстать оттуда в какой-нибудь изумительный день гнева: угрюмое существованье, испускающее клейкие щупальца возмездия.

Или же, если б счастье Полин с Оливером продлилось, ее затаенная злоба попросту бы забылась. Полин никогда не интересовала Оливера – она всего лишь была трофеем. Вскоре он начал ею пренебрегать. Не давал ей работать, не давал заводить детей – узнав правду о ее наследстве, он заявил, что