На время оставив в покое хрипящего Ваньку,сфинкс неторопливо обошел защитный круг, точно издеваясь над теми, кто,связанный клятвой, находился внутри. Таня увидела его бабий подбородок и рыбийрот совсем рядом, и этот рот, этот подбородок мгновенно перечеркнули весьстрах. Да, сфинкс мог убить Ваньку, а возможно, и не только Ваньку, но победитьон точно не мог.

– Я знаю, что вы все обо мне думаете! Я кажусьвам мерзким, страшным, гнусным садистом! Моральным уродом! – самодовольнопросипел Мегар.

– Ты кажешься нам больной и бесноватой кошкой.Мы думаем, что с каждой минутой ты все больше проигрываешь, – спокойнопроизнесла Медузия.

– А я ведь не клялся, что не нападу навас! – крикнул Мегар. – Вы связаны клятвой, а я нет!

В гневе обернувшись, сфинкс попытался ударитьМедузию лапой, но незримая стена не только остановила удар, но и обожгла лапу.Зашипев от боли, сфинкс отпрыгнул.

– Спрятались тут! Ну ничего!.. Что ты несешь,Горгона? Кто проигрывает? Да только взгляни на эту дохлую лягушку! Как онаползает, как смешно дышит! Я могу, не убивая, терзать его целые сутки, пока онне ответит.

– Он ответит даже раньше. Ты сам подсказалему, – сказала Медузия.

Мегар застыл и повернулся к Ваньке. К егоудивлению, тот не лежал уже, а полусидел, опираясь на локоть и левой рукойторопливо скручивал перстень с правой.

– Надо же – живучий! – изумилсясфинкс. – Я был уверен, что раньше чем через час ты скулить неперестанешь. И можно спросить: чем ты занят?

Ванька молчал, упорно воюя с кольцом. Лап икогтей сфинкса он уже не боялся. Они стали вдруг чем-то неважным, вродекартонной декорации. Только что он с мгновенной вспышкой, которая всегдасопровождает истину, понял, что главное в сражении со злом не пустая ярость,которой зло с тайной радостью добивается, ибо в ярости человек быстропрогорает. Ключ к победе – упорство и готовность к жертве.

А раз так, то чем пожертвовать, Ванька ужезнал. Не тем ли, что бесполезно в борьбе, но что дает ежеминутное ощущениеложного всесилия? Что как будто поднимает его над другими, но на деле метр заметром опускает в бездну?

Он дернул на пальце магическое кольцо и сталпоспешно его скручивать. Палец отозвался болью. Раскалившееся кольцоскручивалось с усилием, жадно и беззубо вгрызалось в сустав.

Ваньке чудилось, что вместе с перстнем онсрывает и кожу. Кольцо, в обычных случаях послушное, цеплялось за палец сяростью. Должно быть, ощущало, что больше оно там не окажется. Лишь когдавнутренняя решимость стала совсем огромной, кольцо соскользнуло.

Забыв о сломанных ребрах, Ванька неосторожноразмахнулся и от боли опрокинулся на спину, как рыба заглатывая ртом воздух.

– Получи свое! Отрекаюсь от магиинавеки! – крикнул Ванька, с каждым словом ощущая внутри взрыв боли.

Еще до того, как кольцо оторвалось от руки,Ванька увидел, что Мегар странно сжался и сдулся и стал меньше не размерами –нет, а внутренне как-то меньше и незначительнее. Точно с грозного тирана,которого боятся миллионы, сорвали вдруг одежду, и стал виден его жирненькийпингвиний животик, такой нестрашно дряблый и мягкий.

Бросок получился слабым и совсем невеличественным. Кольцо подлетело метра на полтора, зависло, в падении скользнулопо грязно-желтому боку сфинкса и, упав на плиты, было затянуто жаждущим камнем.Ванька недоверчиво попытался нашарить его взглядом, думая еще, что оно куда-тооткатилось, но нет. Кольцо исчезло совсем, а вместе с кольцом из Ваньки ушла имагическая сила, точно он вырвал из себя сорняк с длинным извилистым корнем.

Внутренне Ванька безошибочно ощутил, что можеттеперь выкрикивать Искрис фронтис целыми сутками и ровным счетом ничего непроизойдет. И пылесос больше не взлетит, не откликнется ни на одно, даже самоетихоходное заклинание. Добровольная жертва принесена, и отыграть назад ничегонельзя. Да и нужно ли? Разве так не хорошо?

Боль из изувеченного тела куда-то ушла, а наее место пришла необычная легкость. Ваньке захотелось засмеяться. Именно это они сделал. Избитый, расцарапанный, но радостный и смеющийся человек.

В пустоте послышался не стеклянный, но глухойметаллический звон, подобный тому, как если бы кто-то ударил ложкой поперевернутому ведру. Ванька понял, что это развеялся Разрази громус .

Сфинкс метнулся к Ваньке.

– Думаешь, победил? Да, я загадал именно это,но что ты-то выиграл? Ты сам лишил себя всего! – зашипел он.

– Ну и что?

– Как ну и что? Да ты теперь обычный смертный!Ты никто! Я тебя прикончу! – и вне себя от гнева Мегар прыгнул на лежащегоВаньку.

Но – странное дело! Теперь, когда Ванька небыл защищен магией и стал как будто легкой добычей, сфинкс даже не сумел к немуприкоснуться. Он мог только метаться вокруг, отдергивая лицо, будто Ванькуоберегал незримый для него самого, но вполне очевидный для разжалованногополубожка огонь.

– У обычных людей тоже есть своя защита, и,откровенно говоря, она гораздо лучше нашей. Мы, самонадеянные пигмеи, заботимсяо себе сами, о них же заботится та сила, что много мудрее и сильнее нас, –сказал Сарданапал.

Вышагнувший из круга Тарарах отодрал сфинксаот Ваньки, несколько раз с чувством пнул, и за ассирийскую бороду выволокскулящего Мегара из Битвенного Зала.

– Пойдем отсюда! Разговор есть! – мрачнопообещал Тарарах.

К удивлению Тани, Мегар повиновался, хотя иогрызался, когда питекантроп тащил его вон. Лишь щурился слезящимися глазками,точно напачкавший кот. Он не только сдулся, но, чудилось Тане, и потерял всюсвою силу. Казалось, пирамида зла, которую он старательно воздвиг, обрушилась ипогребла его.

– И что с ним теперь будет? – спросилаТаня.

– Думаю, Мегар раз и навсегда усвоит, чтотакое разгневанный питекантроп, – спокойно предположил академикСарданапал. – Я Тарараха хорошо знаю. Он вскипает медленно, но, когдавскипел, сдерживать его бесполезно. Да и не хочется, если откровенно.

Донесшийся из коридора грохот и унылый мявсфинкса доказали, что сдерживать Тарараха действительно бесполезно.

– А сфинкс не применит против Тарараха магию?Все-таки языческий божок… – опасливо спросила Таня.

– Едва ли. Магия блокирована неизвестнымдоброжелателем на ближайшие… – академик посмотрел на часы, – пятьдесятвосемь… уже пятьдесят семь минут… Как, однако, быстро летит время!

– А кто ее блокировал?

Академик Сарданапал скромно поклонился.

– Ваш покорный слуга! – сказал он.