Это были первые слова за вечер, которые онасказала ему вслух.

– Не мог, – сказал Ванька.

– Но теперь ты не улетишь?

– Осень мокрая была. Деревья влаги набрали, атеперь мороз ударил… Боюсь я, лешаки одни не справятся, – сказал Ваньказадумчиво.

Однако голос его не был непреклонным. Таняпочувствовала, что он обязательно отправится с ней в Тибидохс и останется тамна несколько дней. А на больший срок и загадывать не стоит.

– Знаешь, о чем я все время думала, когдасердилась на тебя, что ты не появляешься? – спросила Таня.

– О чем?

– Я вспоминала, как индейцы назначали другдругу свидания. Один говорил: «Рыбий глаз, встретимся у озера Тиу-Киуку междупервым и пятым днем новой луны!» – «Хорошо, Тараканья нога!» – отвечал другой.Один приходил, разумеется, раньше и, покуривая трубку, спокойно ждал другоготрое-четверо суток. Ссориться из-за пяти минут опоздания в метро они бы точноне стали.

Ванька кивнул и стал сбивать лед с трубыпылесоса.

– Действительно, не стали бы. Истинное времямало похоже на время календарное. И измерять его надо не в часах и в минутах, ав переживаниях и мыслях. Истинное время не требует успеть куда-то к сроку, апросто прийти, приплыть, добраться… – сказал он.

Спустя минуту контрабас и пылесос уже неслисьтуда, где мерзнущий играющий комментатор караулил на поле драконов.

«Алмазный ключик» постепенно пустел. Гостирасходились. Наконец наступил момент, когда Гробыня осталась в зале одна. Гунявышел, чтобы вынести заснувшего прямо за столом Кузю Тузикова. На реактивномвенике уставший Кузя усидеть уже не мог, и его пришлось грузить в такси.Таксист, молодой парень, откровенно ржал, когда Гуня заботливо укладывал наколени пассажиру большой веник.

Гробыня поднесла бокал с шампанским к зеркалуи чокнулась сама с собой.

– Поздравляю тебя, Аня! Ну как ты пережилаэтот денек? А ведь волновалась, в подушку плакала, – спросила она сама усебя, и сама себе ответила:

– Да ничего, нормально! Вроде никто незаметил.

Внимание ее привлек какой-то мелодичный звук.Гробыня подняла голову. Над ее головой мечтательно и тихо покачивались, касаясьдруг друга и позванивая, многочисленные ключи.

Человеческие действия и поступки стоитвзвешивать не с точки зрения материальной выгоды, а с точки зрения времени,которое они пожирают.

Сарданапал Черноморов

Активная личность отличается от гиперактивнойв основном степенью беспокойства своих ручек. Когда Таня и Ванька прилетели наподмосковное поле, то гораздо раньше Ягуна и драконов увидели большой костер,плясавший на подмороженной земле огненной запятой.

Когда пылесос и контрабас опустились на поле,играющий комментатор как раз, пыхтя, подтаскивал к огню толстую ветку. Молодыедраконы крутились возле огня, поочередно засовывая в него морды.

– А ну фу! Пошли отсюда! – орал на нихЯгун, швыряя в них палками и снежками.

– Чего ты взбесился?

– Кто, я? Да они мне два раза уже весь костеррасчихали! А этот, Пепельный, самый из них гад! Только притащишь пенькакой-нибудь, а он дохнет на него – и раз! – головешки одни. Сидит искалится. А ну уйти, морда! Русским языком тебе сказано!

Радостная, полная жизни «морда» на мгновениеотодвигалась, после чего вновь лезла в костер.

Не слушая Ягуна, Таня бросилась к Гоярыну истала обнимать его шею. Гоярын благодушно щурился и высовывал раздвоенный язык.В отличие от своих сыновей, старый дракон вел себя уравновешенно. Не носился,не хлопал крыльями, не забавлялся, замыкая мордой провода электропередач.

– Хороший мальчик… умный мальчик… – повторялаТаня, лаская Гоярына.

К ее ласкам «умный мальчик» относился довольноспокойно. Чешуя дракона отличается большой прочностью и низкойчувствительностью. Чтобы дракон ощутил что-нибудь, надо либо гладить егорубанком, либо касаться ладонью ноздрей и осторожно дуть в глаза.

Именно этот второй путь Таня и выбрала.

– Пособие по глажке драконов. Для глажкидраконов требуются: а) впечатлительная девица; б) замученный этой девицейдракон. Перед глажкой дракона рекомендуется как следует зафиксировать! –весело сказал Ягун.

Вскоре они уже мчались к Тибидохсу. Первым,разбрызгивая искры из трубы, летел Ягун, пытавшийся установить новый рекорддальнего перелета. За этим беспокойным типом увязались горячие молодые драконы,которых он ухитрялся на лету дразнить. Потом Гоярын, Тангро и, наконец, вхвосте – Таня и Ванька.

– Вы последние! Вы последние! – всеребряный рупор комментатора орал Ягун.

– Не говори «последние». Говори«замыкающие», – поправила Таня, которой не хотелось сейчас лететь быстро.

– Ага. И не говори «дурак». Говори: «Человектруднопостижимого развития ума», – сказал Ягун.

Для отдыха они остановились лишь однажды,перед океаном. Ванька достал обрывок скатерти самобранки, у которого можно былодобиться только каши и малосольных огурцов. Ягун поморщился и замотал головой.

– Ты же говорил, что любишь огурцы? –удивился Ванька.

– Вот именно. Люблю. Как же я могу их есть?

– Че-е-го? – не поняла Таня.

– Ну вот ты же любишь Ваньку? Ты же его неешь! А тут огурцы! Не чувствуешь некое сходство? Как вообще можно есть то, чтоты любишь?

– Ягун! Ты перегрелся!

У играющего комментатора нашлась своя версия.

– Скорее уж отморозился, – сказал он.

В Тибидохсе их уже ждали, хотя прибыли они нарассвете, когда небо только-только начинало розоветь в той части горизонта, гдеиз океана должно было выплыть солнце.

Еще издали Таня увидела на стенах несколькомаленьких фигур, в которых зоркий Ягун определил Медузию, Сарданапала, Ягге,Поклепа и Соловья.

– О, Соловей-то как драконам рад! Разве тольконе прыгает! – прокомментировал он.

– С чего ты решил? Он же спокойностоит, – спросила Таня.

– Это смотря с чем сравнивать! Если черепахасовершает три движения в минуту, значит, она психует! – заявил играющийкомментатор, а в следующий миг слетел с пылесоса от молодецкого свиста.

– А вот подзеркаливать нечестно, СоловейОдихматьевич! Я, может, не всерьез гадости говорил, а в совещательномпорядке! – завопил он, выныривая из сугроба.