– А вы с Аббатиковой сами не можете? –удивилась Таня.

– А ля гэр ком а ля гэр! [9] – услышала Лизон и от досады едване перегрызла вилку.

– Раньше могли. Теперь нет. Он не хочетпоказываться нам.

Таня понимающе кивнула и объяснила Свеколтдорогу к будке у переезда. Несмотря ни на что, Бейбарсов не прав. Конечно,отправиться в Тартар с высоко поднятой головой жест красивый, да вот только вТартаре этого не оценят. Перечеркивая тех, кому ты дорог, ты вместе с нимиперечеркиваешь себя. Свеколт не переспрашивала. Дорогу она поняла почтимгновенно, хотя станция была самая захолустная и ее название явно ничего неговорило ни Ленке, ни подошедшей Аббатиковой.

Собирались некромагини недолго. Ленка что-тошепнула Шурасику и исчезла вместе с Жанной. Немного погодя на вешалке растаялии их куртки, которые они забыли взять с собой сразу.

– Могли бы хоть попрощаться… – сказалаГробыня.

Скальпельная решимость Свеколт и Аббатиковойнапомнила Тане, что раскачиваться долго нельзя. Прошло уже несколько дней, апоручение Сарданапала было до сих пор не выполнено. Сфинкс по-прежнему лежит вберлоге Тарараха и ожидает ответа.

Задавать вопросы Ваньке Таня не стала. Ее неоставляло ощущение, что делать этого не следует. Таня попыталась заговорить сЖикиным, но тот слышал одни цитаты, пока она не догадалась стереть со столаруну.

– Что у меня в руке ? – спросила Таня,поднося к его носу кулак.

Жорик на всякий случай дернулся. С Танькинымкулаком у него были связаны неприятные воспоминания.

– С Ванькой в эти игрушки играй! – сказалон.

– А как выбросить это так, чтобы оно больше невернулось ?

– Пожертвуй кому-нибудь, толькоотстань, – проворчал Жикин и отодвинулся вместе со стулом.

Когда Таня ушла, Жорик с явным облегчениемвздохнул и покрутил пальцем у виска.

– Весь Тибидохс пробегала за мной и совсемсвихнулась, – сказал он удивленной Светке.

– А мне показалось, ты ее боишься. Ты щурился,как наш кот, к которому папа идет с веником, – сказала Светка.

Жикин посмотрел на нее с подозрением.Наблюдательных девушек он опасался. Кроме того, у Светки оказался папа, адевушек с активными папами он не любил.

Таня тем временем уже подошла к Шурасику.

– Что у меня в руке ? – спросила онарешительно.

Шурасик за цепочку вытянул из кармана монокльи устремил его на Танину руку.

– В основном кости. Могу перечислить их все полатыни, если тебе интересно, – ответил он вежливо.

Таня подумала, что чужой латыни Феофил Гроттерточно не вынесет.

– А как выбросить это так, чтобы оно больше невернулось ?

– Способов море, – охотно пояснилШурасик. – Можно отрубить. Скормить какому-нибудь хищнику.Трансформировать в крыло преобразующим заклинанием. Единственное, чего бы ятебе не советовал: отдавать руку некромагу.

Таня кивнула, благодаря Шурасика за ответ, аеще больше за то, что он ничему не удивился, и отошла на несколько шагов.

– Что у меня в руке ? – спросила она.

Вопрос был обращен к Семь-Пень-Дыру, но как-тотак получилось, что Дыр улетучился, а перед Таней выросла Лизон.

– Мое счастье! Ты украла его! Раздавила всвоих красных бесформенных пальцах! – заголосила она, стекленея глазами,что было очевидным признаком истерики.

А уж что-что, а истерить Зализина умела сполным отрывом от реальности. «Профессиональная истерика – это такаявысокооплачиваемая работа! Если этот дар есть – никакой магии не нужно!» –говорил, помнится, Ягун.

Лизон всегда была такой. Еще в лопухоидноммире, до Тибидохса, она специализировалась на «качании прав». Школьных, человеческихи прочих. Вечно рассуждала, сколько учитель имеет право задать, а сколько неимеет, записывала номера пылесоса, который чешуей обрызгал, и делала многиедругие как будто правильные, гражданские, но вместе с тем скользкие какие-товещи.

– Может, это и правильно, когда у человекаесть самоуважение. Но самоуважение не должно поглощать самого человека. Тогдаэто уже называется иначе. Равно как и бережливость называется иначе, еслиперешагивает грань, – как-то сказал Сарданапал Медузии, когда они говорилио Лизон.

– А как выбросить это так, чтобы оно больше невернулось ? – безнадежно спросила Таня, понимая, что отступать некуда.

– Отдай своему Ванечке! – сказалаЗализина, и это был первый случай за всю историю их знакомства, когда словаЗализиной напугали Таню.

«Ну вот и все. Теперь можно и кСарданапалу», – сказала она себе, взглядом отыскивая, где оставила футлярс контрабасом. Оказалось, что буквально за мгновение до того, как она коснуласьфутляра взглядом, Ванька подошел и, привычно обняв футляр, выпрямился с нимвместе. Таня вновь ощутила, что Ванька понимает ее даже не с полуслова, а счетвертьмысли.

«Может, я Ванькино ребро? Ну так же, как Ева,сотворенная из ребра Адама?» – подумала она.

От Зализиной, приклеившейся к ней как клещ,Таню спасла Гробыня. Она подошла и обняла Гроттер сзади, положив подбородок ейна плечо.

– Отстань от Танюхи! Будешь плохо себя вести,сглажу – и тебя на том свете засунут в компьютерную игрушку трупиком! –предупредила она Лизон.

Зализина сердито отвернулась. Истерики любятсерьезное и вдумчивое к себе отношение. Без вдумчивого отношения по полукататься неинтересно.

Таня еще раз поздравила Гробыню и попрощаласьс ней.

– Извини, что без подарка!

– Да ладно! Лучший мой подарочек – этоты! – ответила Склепова фразой из мультика. – Главное, проверь, чтобыв кармане вилок из ресторана не оказалось!.. Удачи, Танька! Я тебя люблю!

Когда Таня уходила, Гробыня уже жизнерадостносообщала Попугаевой, что к ее родителям они с Гуней заглянут завтра и посидяттам еще часика два-три. Жалко, что Гунину маму нельзя пригласить, потому чтоона уехала в Караганду в составе женской команды по боям без правил.

На улице Таня повернулась к Ваньке. Он стоялна ветру с ее контрабасом, светящийся и неоновый от льющегося с рестораннойвывески света, и пытался одной рукой застегнуть куртку. Контрабас он при этомне выпускал, ибо это нарушило бы его верность Тане, выражавшуюся в верностипринадлежащему ей предмету.

Таня помогла ему.

– Тебя долго не было. Я ждала. Почему ты такдолго не прилетал? – тихо сказала Таня.