Одежда у запорожских казаков в первое время была слишком проста: на первых порах своего исторического существования запорожские казаки серьезно и не могли думать о том, чтобы заниматься своей внешностью и выряжаться в дорогия «шаты»: тогда нищета и казак были синонимы; к тому времени вполне могут быть приложимы к состоянию казака слова малорусской песни – «сыдыть казак на мотыли та и штаны латае», или слова казацкой вирши: «казак – душа правдыва – сорочки не мае». Гоняясь за зверем по безмерным степям, глубоким балкам, непролазным лесным трущобам, проводя ночи большей частью под открытым небом, высиживая по нескольку часов в топких болотах и густых камышах, запорожцы были скорее похожи на жалких оборвышей, чем на «славных лыцарей», имя которых уже в раннюю пору их существования гремело в Европе. Даже и в поздний период запорожской истории, когда у казаков уже вошли в силу известные обычаи и известный костюм, многие из них, в силу разного рода случаев на войне или у себя дома, в силу бедности и нищеты, даже иногда в силу особого желания шикнуть нищенским убранством своего костюма, часто одевались чересчур просто: «Бывало, обреет себе запорожец голову, заправит оселедец свой за ухо, завяжется тряпицей, натянет на себя епанчу, наденет из свиной кожи опорки, да так и ходит себе; а иной поймает козу, обдерет ее, облупит кожу, очистит от шерсти, оденется, обует постолы из кожи, толщины в вершок, а длины в две четверти, да и блукает по степи. А другой и того лучше: или вырядится в такие постолы, что в них можно Днепр переплыть, или на одну ногу натянет постол, а на другую сафьяновый сапог, да еще и припевает:

Бывало и того краше: совсем голый ходит; тогда и выходило, как там говорят: «увесь хвесь – куды схоче, туды и скаче, нихто за ним не заплаче»; «Днем человек, а ночью звирюка»[529]. В каком виде являлись запорожцы домой после войны, это всего лучше рисует известная народная дума «О Гандже Андыбере».

Даже в XVIII веке многие запорожцы одевались все еще просто и часто нуждались как в портных, так и в сапожниках; так, в 1749 году, ввиду имевшихся переговоров татарских депутатов с запорожскими, майор Никифоров, представитель русского правительства, просил последних «быть во всей готовности и убранстве, дабы перед татарскими депутатами не гнусны могли быть»; позже, в 1767 году, Запорожский Кош требовал от своих депутатов, ездивших в Петербург, возврата шевця и кравця, то есть сапожника и портного, взятых ими из Сечи для собственных надобностей, полагая, что они уже сшили им все необходимое[530].

Вначале, по свидетельству малороссийского летописца, одеждой у запорожских казаков было одно или два платья, и только потом, когда они повоевали с турками и татарами, сделались богаты всяким достатком[531] благодаря трофеям. В XVII веке оршанский староста Филон Кмита описывает черкасских казаков оборвышами[532], а француз Дельбурк – нищими[533]. Современник Петра Великого, раскольничий поп Иван Лукьянов, проезжая из Москвы в Иерусалим через Малороссию и видя у Фастова казацкую ватагу полковника Семена Палия, изображает ее в своем дневнике такими словами: «Городина то хорошая, красовито стоит на горе, острог деревянной – круг жилья всего; вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери. По земляному валу ворота частые; а во всех воротех копаны ямы, да солома послана в ямы; там Палеевщина лежит, человек по двадцати, по тридцати; голы, что бубны, без рубах, нагие, страшны зело; а в воротех из сел проехать нельзя ни в чем; все рвут, что собаки: дрова, солому, сено, с чем ни поезжай… А того дня у них случилось много свадеб, так нас обступили, как есть около медведя: все казаки, Палеевщина, и свадьбы покинули; а все голудба беспорточная; а на ином и клока рубахи нет; страшны зело, черны, что арапы, и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов отроду не видали; у нас на Москве и на Петровском кружале нескоро сыщешь такова хочь одного»[534]. В той же мере и вполне справедливо можно приложить описание попа Лукьянова и к запорожским казакам; сами запорожцы говорили о себе: «У нас проклята мате ма – ни сорочки, ни штанив – одна проклята сирома»[535]; «На них ни чобит, ни штанив, ни сорочки не було; а на иншому сами рубци высять; мов той цыган иде – пьятами свите»[536]; «Запорожец як надив сорочку, так увесь год и не скида ии, покы сама не спаде с плеч, и йде банитьця, штанив не скида: «не годытця» – скаже».

С течением, однако, времени, с одной стороны, богатые удачи на войне, с другой – и самое развитие жизни многое изменили в понятиях и обстановке запорожских казаков: разбив татар или турок, пограбив панов или жидов, казаки, возвращаясь в Сечь, привозили с собой множество денег, платьев и дорогих материй. Дошедшие до нас на этот счет сведения показывают, что именно из одежды добывали себе запорожские казаки на войне – шубы, кафтаны, шаровары, рубашки, шапки, сапоги, чекмени, барашковые шкуры и т. п.[537]; тогда довольство добычи выражалось тем, что запорожцы рвали шелковую и китайчатую материю на куски и обертывали этими кусками вместо онуч ноги. В народной думе о казаке Голоте рассказывается, как этот герой, убив богатого татарина, надел на себя его дорогое платье, чоботы, кафтан и бархатный шлык и в таком виде «в Сечи гулял и Килиимское поле выхвалял»[538]. Летописец Величко передает, что когда запорожцы шли с Хмельницким на войну, то мало у кого по два коня было и многие в «подлых» одеждах одеты были, а после битв у каждого товарища оказалось по трое, четверо и пятеро коней, у многих – в богатых рондах (то есть конских уборах); одежды также много у каждого товарища нашлось, так что когда запорожское войско одолело ляхов при Желтых Водах и в Корсуне, а потом село на коней и следовало дальше за Хмельницким, «то, – как пишет Самуил Величко, – увидевши з стороны альбо з горы якой оное, можно было сказать, же то суть ниви, красноцветущим голендерским, альбо влоским маком засеяннии и прокветнувшии»[539].