Стовосемнадцатилетний старик, Иван Игнатович Россолода, сам запорожец, родившийся на отцовском зимовнике, часто видевший своего отца в запорожском одеянии, долго хранивший потом это одеяние у себя и год тому назад скончавшийся в селе Чернышовке Екатеринославскаго уезда, описывает его в таких словах: «Ходили запорожцы хорошо, одевались и роскошно и красиво; головы они, видите ли, брили; обреют да еще и мылом намажут, чтобы, видишь, лучше волосы росли; одну только чупрыну (от слова «чуб», а «чуб» от персидского слова «чоб» – гроздь, кисть, пучок) оставляли на голове, длины, вероятно, с аршин, черную да курчавую. Заправит ее, замотает раза два или три за левое ухо, да и повесит[552], она и висит у него до самого плеча; да так за ухом и живет… А иной возьмет да перевяжет свою чупрыну ленточкой, закрутит ее на лбу, так и ляжет спать, а утром как встанет да как распустит ее, так она точно хвост у овцы сделается. То все на выхвалку. Девчата косы отращивают, а запорожцы чупрыны. А если уже чересчур длинная вырастет, тогда казак замотает ее сперва за левое ухо, а потом проведет за затылком на правое ухо, да так и ходит. Бороды тоже брили, только одни усы оставляли и растили их долгие-предолгие. Вот это как нафабрит их, как начернит да как расчешет гребнем, так хоть он и старый будет казак, а такой выйдет козарлюга, что только хить-хить! Страшно долгие усы отрощали! Иной возьмет их обеими руками, поднимет вверх да и позакладает на самые уши, а они еще ниже ушей висят. Вот какие они были усари! Правда, у некоторых были и маленькие усы – так, как у кого какой волос рос, а только усы они очень любили…

Вот это как запорожец чупрыну замотал, усы расчесал, тогда уже одевается в свое платье. А платье было у них на дроту [дрот вставлялся в середину], на вате, на шелковых снурках да на пуговицах, из тонкого сукна разных цветов: тот наденет голубое, тот зеленое, тот красное, кто какого пожелает; только сорочки были собственного рукоделия, потому что бумажной ткани они тогда не знали. На голову надевали высокую острую шапку, со смушковым околышем, в четверть ширины, с суконным красного или зеленого цвета дном [то есть верхом], в полторы четверти высоты, на вате, с золотыми перекрестами, с серебряной китицей на самом вершку и с крючком для китицы, – пристегивать, чтобы не моталось. Околыш шапки часто служил казаку вместо кисета или кармана: туда он иногда клал табак, огниво, люльку или рожок с табаком; особенно люльку: как вынул изо рта, так и заткнул ее за околыш. Шапки больше всего делались по куреням: какой курень, такая и шапка, такой и цвет на ней. Прежде чем надеть на себя шапку, казак заматывает свою чупрыну за ухо и потом уже надевает шапку на голову; как надел шапку, то он уже и казак; это – самое первое и самое главное одеяние казака. Потом уже надевает черкеску, длины до колен, цветную с травами, узорами и разводами, с пуговицами, на шелковых снурках, с двумя сборами назади, с двумя крючками для пистолетов на боках и с небольшими отворотами из бархата на концах рукавов, пристегиваемых железными крючками. Застегнет ту черкеску пуговицами, завяжет поясом, и готов. А пояса делались или из шали, или из турецкого и персидского шелка, широкие и долгие, не такие, что теперь парубки носят, которые они заматывают на средине живота и завязывают узлом, а такие, как, например, монахини делают попам: длины аршин десять или больше того, а ширины четверти полторы, а то и совсем две; концы на них золотились или серебрились, а к самым краям привязывались шелковые снурочки. Когда надо было казаку опоясаться, то он привяжет пояс снурком к гвоздю, да и качается кругом, так и намотает весь пояс на себя. Потом снурки завяжет или позади себя на спине, или на боку, а позолоченные концы оставит спереди, на животе, да так и ходит, как истый лыцарь. Пояса были разных цветов: зеленые, красные, голубые, коричневые. Кроме долгих поясов, носили запорожцы и короткие, сделанные из кожи или волоса; на них сзади нашивались китицы, а спереди крючки, пряжки, ремни для кинжалов, сабель и люлек. Вот как надел запорожец красную черкеску, опоясался поясом, навесил на себя кинжал, приладил саблю, тогда он надевает каптан или жупан. Это уже одежда просторная и долгая, почти до самых косточек, с широкими рукавами, так как будто подризник у попа или то платье, что архиерейские певчие надевают по городам. Каптан уже был другого цвета, чем черкеска; если черкеска красная, то каптан голубой или синий; он тоже был на сборах и на снурках, гаптован золотом, с разными золотыми позументами, пуговицами, по подолу, по концам рукавов и по прорехам роздёр, гапликами, с тонким дротом в середине и с широкими-преширокими рукавами или, как там говорят, роздёрами, или роспорами[553]. Роспоры эти делались как раз в том месте, где сгибалась рука по локтю, четверти полторы или две в длину; вниз за роспорами шел уже сшитый рукав до самого конца. В такие рукава просовывали руки или прямо через концы их, или через роспоры, что посредине рукавов. Когда руки просовывались прямо через концы рукавов каптана, то тогда из-под них выдавались бархатные отвороты черкески, и на каждой руке выходило по два рукава[554]; а когда руки просовывались через роспоры, тогда выходило, будто на каждой руке казака надето по четыре рукава: два лежат, а один сзади «метляется». Те, что «метлялись» сзади, можно было заложить за спину и вместе связать. От этого и выходило, что как едет, бывало, запорожец верхом с завязанными рукавами, то кажется, как будто на спине его приделаны крылья; по тем-то крыльям и узнают издали запорожца. Поверх каптана иногда надевалась кирея, это совсем долгое одеяние, по самые пятки, сделанное или из кожи, или из волны, без рукавов, похожее на плащ.

Вот какая у них была одежда! Такая одежда, что он одной сорочки не продаст за сто рублей; как идет по улице, так как будто весь убран звездами или цветами. До этой широкой и просторной одежды приставали широкие и просторные шаровары, суконные, нанковые, кожаные, с обеих сторон с карманами, – и тут карман, и тут карман, – оба обложенные по краям сверху золотыми позументами, разных цветов, а больше всего синего цвета; мотни в штанах делались такие, что до самой земли касались, как будто что волочится: как идет казак, то и след за собой метет. К шароварам пригонялись долгие очкуры, шелковые или шерстяные, с золотыми китицами на обоих концах. Холоши шаровар носились поверх голенищ, – не так, как теперь делают, что вкладывают их в сапоги, а поверх сапог; они привязывались к голенищам серебряными подвязками или шелковыми снурками с золотыми и серебряными китицами на концах, а самые подвязки привязывались так, что от них видны были только китицы. Как идет запорожец, то так и видишь, как те китицы из-под шаровар мотаются. Под шаровары уже надевались сафьяновые чоботы, желтые, зеленые, красные, с золотыми, серебряными и медными подковками, с узенькими носками; от сапог виднелись одни носки или каблуки, так запорожцы напускали на них низко свои шаровары[555]: издали кажется, точно баба в юбке стоит; как идет казак, точно парус роспускает; а ширина такая, что в иные шаровары можно штук тридцать арбузов вложить; как двенадцать аршин материи, то такие шаровары называются «рясными», а как пятнадцать – называются шароварами «з достатку»[556].