—Подождите!

—Что ещё?— она остановилась, снова состроив недовольное личико.

—Что у меня сломано?.. Я… Не стану инвалидом?

Медсестра глубоко и нервно вздохнула, прежде чем ответить.

—У тебя сотрясение мозга, трещина позвоночника, ушиб внутренних органов, сломанные рёбра, вывихнутое запястье и перелом ноги в двух местах. Ходить, как и сидеть, тебе нельзя минимум месяц, а в остальном — как пойдёт. Возможно, будешь хромать всю жизнь…

Я едва открыла рот, чтобы задать новый вопрос, но она тут же выпалила следующую фразу:

—У меня больше нет времени с тобой болтать!

И пулей вылетела из палаты.

—Блеск…— проворчала я ей в след и грустно вздохнула.

Однако долго смаковать безрадостные мысли не пришлось. Примерно через полчаса в палату вошёл врач, внешне чем-то напоминавший Лазаревского, и принялся расспрашивать о моём самочувствии: болела ли голова, тошнило/не тошнило, были ли проблемы со зрением и слухом. Попросил пошевелить руками и ногами — какими могу — и пальцами на всех конечностях. После принялся тыкать в них иголками, проверяя чувствительность, поскольку половина двигаться отказалась. Потом я как дурочка следила за движениями его карандаша и вынесла свечение фонариком прямо в мозг. Далее врач проверил показания приборов и что-то записал на планшете.

—Сейчас я отключу подачу кислорода. Если будет трудно дышать, сразу дай знать.

—Угу…

Он чем-то щёлкнул над моей головой, и равномерный гул, который я приняла за звук проезжавших под окнами машин, исчез. Затем сдвинул маску. Я попробовала вздохнуть. Сначала появилось ощущение, что лёгкие уменьшились вдвое, но после нескольких дыхательных движений они расправились, и я стала дышать без помех. Ну, кроме пресловутой боли в боку.

—Нормально?

—Да, нормально…

На этом издевательства над моим телом закончились.

И начались издевательства моральные.

—Теперь можем поговорить. Итак… Тебя зовут Елизавета Семёнова?

—Да, Лиза.

—Лиза… Дату рождения помнишь?

—Двадцать девятое февраля девяносто второго. Записана на двадцать восьмое.

—Родители есть?

—Семёнов Павел Наумович и Семёнова Варвара Михайловна.

—Отлично… Как с ними связаться?

—С мамой связаться нельзя…

Я замялась, размышляя над тем, стоило ли рассказывать о маминых проблемах. Но почувствовав, что пауза слишком затянулась, решила не подливать масла в огонь и продиктовала номер отца.

—Угу,— протянул врач, записывая цифры.— Ещё близкие родственники есть?

—Зачем вам?

—Зачем… Затем, что этот телефон может не ответить…— как-то пространно объяснил он.

—Двоюродный брат! Ваня!— с надеждой произнесла я.

—Просто Ваня?

—Израдов Иван Борисович,— тут же спохватилась я и отчеканила одиннадцать цифр его номера.

—Что ж,— снова пробубнил врач.— С долговременной памятью проблем нет… Это хорошо. А с кратковременной? Помнишь события последнего вечера? Что произошло и почему ты оказалась здесь?

—Я думала, что на эти вопросы буду отвечать следователю,— недоумённо заморгала я, глядя на его невозмутимо бесстрастное лицо.

—Ему тоже,— протянул мужчина, словно смакуя каждое слово.— Но мне всё равно, кто виноват. Мне нужно знать, что ты помнишь, а что нет.

—Ну,— я вновь замялась, пытаясь придумать объяснение своей поздней прогулке, однако потом решила не акцентировать на этом внимания.— Я помню свет фар… И звук тормозов… Кажется, меня сбила машина.

Единственное, что я смогла ему рассказать.

—И всё?

—Всё.

—Наезд на пешехода — это уголовное дело,— зачем-то сообщил он мне.— Следователь звонил уже дважды. Очень хочет с тобой пообщаться.

—Откуда вы знаете, что это был наезд?— я снова испытала удивление, предполагая, что моя история окажется несколько иной.

Что я сама бросилась под колёса.

Я же была чокнутой…

—У них есть свидетель. Он видел, как тебя на большой скорости сбил чёрный джип, когда ты переходила дорогу на светофоре,— как ни в чём не бывало произнёс доктор, отметив что-то в планшете и этим действием также напомнив мне Лазаревского.

—Правда?

—Правда…

—И свет был зелёный?— сощурилась я, начиная кое-что понимать.

—Зелёный,— улыбнулся он и неожиданно подмигнул.

—Почему вы это рассказываете?

—Потому что ты должна это знать,— ответил мужчина, оторвался от планшета и обхватил его обеими руками, крепко прижав к груди, как самое дорогое сокровище.— Сейчас тебя отвезут на томографию, возьмут анализы и ещё много всего интересного. Не засыпай, медсестра скоро придёт. Кислород я пока верну, но потом ты сможешь обходиться и без него.

—Спасибо,— прохрипела я.

—Это наша работа,— отшутился доктор, снова надел на меня маску, щёлкнул гудящим прибором и направился к выходу.

—Нет,— возразила я вдогонку.— Спасибо за помощь… Кем бы вы ни были.

Он остановился и посмотрел на меня очень серьёзным, даже суровым взглядом.

—Я ничего тебе не говорил.

—Конечно…— кивнула я.

—Вот и отлично,— улыбнулся врач и вышел из палаты, что-то весело насвистывая.

Я облегчённо вздохнула.

Благодаря неизвестному доктору на одну проблему в моём богатом арсенале проблем стало меньше. Теперь не нужно было ломать голову и придумывать, что говорить следователю. Эта версия не только являлась вполне правдоподобной, но и как нельзя лучше меня выгораживала. Однако другие проблемы остались — они позвонят отцу, и что я ему скажу? Что я могла сказать человеку, который отдал душу Тьме и был прекрасно обо всём осведомлён?

Я вдруг поняла, что боялась встречи с ним даже больше, чем нового прихода голубого свечения.

Немыслимо…

Хотя, если посмотреть на ситуацию с меркантильной точки зрения, то он был единственным близким родственником, способным мне чем-то помочь. Я пыталась привить себе мысль, что больше не хотела его видеть и знать, но на самом деле я в нём нуждалась.

А как он относился ко мне? По-прежнему считал своей дочерью или я превратилась для него в объект мониторинга?

Его отсутствие говорило скорее о последнем.

И имело некоторые плюсы, ведь если папа не захочет приехать, то они позвонят Ване. Конечно, после всего, что произошло между нами, я волновалась, как он отреагирует на этот звонок. Однако впервые у меня не было ощущения, что я делала что-то неправильно, что кто-то подталкивал или наоборот, мешал мне. Наверное, в данный момент ни Свету, ни Тьме не было до нас дела, и потому мы, наконец, могли встретиться.