ты делаешь? – кричит она секунду спустя.

– Доверься мне, – бормочет Мариан и начинает набирать: «Дорогой Юсуф, я все время думаю о тебе».

Дорис пытается отобрать у нее телефон, но Мариан встает из-за стола. «Мое тело томится по тебе», – продолжает она, косясь на Дорис, которая покрывается густой краской.

– Не вздумай такое послать, – шипит она в тот момент, когда из мобильного раздается звук уходящего сообщения.

– Что ты наделала? – орет Дорис.

– Эх, все-таки тебе следовало поставить пароль на мобильный, – весело замечает Мариан.

Когда телефон пищит, извещая о принятом сообщении, Дорис выхватывает его у подруги. Растерянно читает сообщение. Мона с любопытством свешивается к экрану мобильного через ее плечо.

– И что он ответил?

– Что завтра отужинать вместе он не сможет, но приглашает меня в воскресенье на обед, – вздыхает она. – Ты ведь не написала вторую фразу?

– Да нет, конечно. Это была шутка, – признается Мариан, наливая себе еще вина.

– Больше так не делай, – бормочет Дорис, хватаясь за грудь.

– Нет, – хмыкает Мона. – Это было совсем не смешно.

Проснувшаяся Лина выбирается из своей временной постели. На ней длинная ночная рубашка, унаследованная от сестры, и тряпичный кролик-одеяльце под мышкой.

– Мама, я хочу к тебе, – сонно говорит девочка.

Кивнув, Эрика помогает ей перебраться к себе на колени. Усаживаясь поудобнее, Лина вытягивает руку и нечаянно толкает бокал с вином, но Эрике удается поймать его на лету так, что проливаются всего несколько капель.

– Осторожнее, – одергивает ребенка Эрика чуть более резко, чем рассчитывала, и Лина зарывается лицом в ее объятия.

– Помню, когда мои были такими же маленькими, – мечтательно говорит Патрисия. – Так трудно представить себе, что когда-нибудь они вырастут и станут взрослыми. Вот вроде только что хотели сидеть на коленках и держаться за руку, а потом вдруг справляются без нас. Им уже не надо помогать с уроками или с мытьем головы. – Она морщит лоб. – К этому переходу никак не привыкнуть: родитель из незаменимого превращается в лишнего. Хуже того, не знаешь, когда делаешь что-нибудь в последний раз. Вдруг понимаешь, например, что уже не будешь просыпаться по утрам, ощущая рядом маленькое теплое тельце.

Патрисия улыбается, а Эрика плотнее прижимает к себе Лину. Американка права. Когда Эмма начала освобождаться от ее опеки, Эрика испытала шок. Казалось, это произошло в одночасье, и она со всей болью осознает, что скоро придет черед Лины. Вот она еще ангелочек со взъерошенными льняными локонами, который хочет нежиться в маминых объятиях, но в любой момент захочет проколоть нос, отправиться в кибуц собирать апельсины или пойти на концерт в коротком топе с обнаженным животом, плохо припрятав в сумке презервативы. Ну ладно, предположим, Эрика сама открыла внутренний карман сумки, но только чтобы убедиться, что Эмма не прихватила с собой украдкой алкоголь.

Зарывшись носом в Линину шейку, Эрика делает глубокий вдох и слышит, как смеется ее мать. Мона выглядит такой счастливой в окружении подружек, но Эрика понимает, какую она испытывает боль. Дочь видела, как мучается мать, пытаясь достать что-нибудь с верхней полки шкафа или наклониться. Эрика вздыхает. Она должна попытаться вновь поднять вопрос о продаже отеля и запустить процесс, пока не закончился высокий сезон.

Лина уснула у нее на плече, Эрика ласково смахивает прядь волос с маленького лобика. Как бы ей хотелось найти оптимальное решение проблемы. Понятно, что мать не мыслит свою жизнь без отеля, но она не способна и дальше управлять им в одиночку. Это невозможно.

– Я так рада и благодарна вам за то, что вы здесь, – говорит Мона.

– Да, – отвечает Мариан, пригубив третий бокала вина. – И, судя по всему, я останусь тут в обозримом будущем.

– Ты перестанешь сниматься в кино? – удивленно спрашивает Дорис.

– Похоже, что так, – чуть слышно отвечает актриса. – Мне не дают больше ролей. Как бы хорошо я ни играла, это совершенно неважно, потому что режиссеры считают меня слишком старой.

– Но это же глупость какая-то! – восклицает Мона. – Ты же звезда!

– Уже нет, – усмехается Мариан. – Двадцать пять лет назад я играла жену Пирса Броснана. Сегодня я могу претендовать разве что на роль его умирающей матери.

– Но разве ты не ждешь сценария от Спилберга? – интересуется Дорис.

– Я лгала.

– Бедняжка, – причитает расстроенная Мона.

Мариан пожимает плечами, но видно, что она сильно удручена.

– Хорошего, конечно, мало, но что поделать? Закон притяжения продолжает работать против меня. – Актриса вновь наполняет свой бокал. – Я всегда знала, что этим закончится. Полагаю, мне пора найти новое призвание. Может, пора начать вязать, как Дорис?

– Эх, как несправедливо, – откликается Дорис. – Они должны бы биться за то, чтобы работать с тобой. – Она заботливо кладет руку подруге на плечо. – Но по крайней мере у тебя есть мы. Для нас ты никогда не будешь слишком старой.

– Никогда, – повторяет за ней Мона. – Кстати, – продолжает она, – мы ведь забыли еще одну закуску. – Она отвинчивает крышку со своих маринованных водорослей и выливает содержимое в миску. – Попробуйте, пожалуйста.

Мариан берет одну ягодку и медленно пережевывает.

– Очень вкусно. Что это такое?

– Пузырчатый фукус.

– Еще и полезно, наверное.

– Да, – кивает Мона. – В нем полно витаминов и минералов. А еще он содержит антиоксиданты.

– То есть настоящее здоровое питание. Ты продаешь их?

– Как раз планировала начать.

– Это очень перспективная вещь, – замечает Мариан и берет еще фукуса. – Тебе нужно продавать их через интернет.

– Да, конечно, знать бы только, как это делается.

Глаза Мариан загораются.

– Мы спросим Маркуса! Он точно сможет сделать для нас такую страницу для электронных продаж. И этикетки красивые разработаем.

– Кстати, как у Маркуса дела? – интересуется Дорис. – Я слышала, что он помогал на кухне, а сегодня отвечал за кассу.

– Он очень способный, – кивает Мона.

– Может, ты взяла бы его на работу? – спрашивает Мариан.

– Я бы с удовольствием, было бы только чем ему платить.

– Ей нужен инвестор, – объясняет Эрика. – И помощник. Маме уже не по плечу в одиночку управлять отелем.

Сказав последнюю фразу, она понимает, что зашла слишком далеко. Мона буквально секунду смотрит ей в глаза, затем отводит взгляд, и за столом повисает молчание.

– Извини, – просит прощения дочь. – Не хотела расстраивать, но тебе нужна помощь. Делать все это одной – слишком большая нагрузка. Ты и сейчас испытываешь боль, и я боюсь, как бы с тобой чего ни случилось.

– Если я справлялась с такой нагрузкой последние три десятка лет, протяну и еще немного, – бормочет Мона.

– Но, мама, – возмущается Эрика. – Ты стала на тридцать лет старше. Неужели не понимаешь, что столько работать – опасно.

– Ты говоришь так, будто мне