равно девушке трудно начать разговор. Прикусив губу, она задумывается, что именно хочет спросить, и в этот момент хозяйка заговаривает сама.

– Как себя чувствуешь?

Маделен еще не успела обдумать свою роль в том, что происходит вокруг.

– Хорошо, – отвечает она.

Эви молча наблюдает за ней.

– У меня все в порядке, – повторяет Маделен уже с бо́льшей уверенностью в голосе. – Просто я хочу вас кое о чем спросить.

– Конечно, – кивает Эви.

– Когда мы встретились на пляже, вы обронили одну фразу, и мне бы хотелось понять, что вы имели в виду.

– Что надо быть осторожной? – Эви откидывается на спинку стула, не спуская взгляда с Маделен.

– Да, об этом.

Поставив чашку, Эви опускает глаза. Лоб от задумчивости покрывается морщинами, строгое выражение лица добавляет облику жесткости.

– Я живу в Юсшере уже пять лет и успела повидать многих молоденьких девушек, которые приезжают в Свободную церковь.

Маделен не может спокойно усидеть на месте. Она ерзает на старом жестком кухонном диване, которому, судя по стилю, уже больше века.

– Это часть программы международного обмена.

– Все правильно. – Эви вертит в руках чашку с чаем. – А ты сама как думаешь, что я имела в виду?

Маделен нервно сглатывает. Ей кажется, будто внутри нее надулся и вот-вот лопнет огромный пузырь.

– Вы знаете, кто такая Аманда?

– Нет, – отвечает Эви. – Но я знаю, кто такая Дебра. Она приехала сюда четыре года назад, и я познакомилась с ней случайно. В первый год жизни Матс плохо спал, так что я часто подолгу гуляла с детской коляской, и однажды встретила ее, сидящую в одиночестве на пляже. На мой вопрос, как у нее дела, девушка расплакалась. Она обнаружила, что беременна, и не знала, что с этим делать.

– Беременна? – вскрикивает Маделен. – От кого?

– Вначале она не хотела говорить. Мысль о том, что правда выйдет наружу, приводила ее в ужас.

– Вы имеете в виду, что кто-то из церкви мог… – Маделен умолкает.

– Насколько я понимаю, сюда приглашают тех, у кого за плечами сложная жизненная ситуация, – монотонно продолжает Эви. – Это всегда молодые женщины с уже подорванной психикой, которыми легко манипулировать.

– Нет, это неправда, – протестует Маделен, жестикулируя. – Мы не поэтому сюда приехали. Пастор Линдберг хочет помочь нам. – Слова льются потоком, но, услышав их, Маделен узнает в глазах собеседницы свои собственные сомнения.

Эви слегка склоняет голову набок. Теперь черты ее лица смягчились.

– Мужчины-преступники часто умело выстраивают доверительные отношения с жертвами. В результате пострадавшим трудно что-либо предпринять. Дебра рассказала, что влюблена, и думала, будто он собирается бросить жену и начать новую жизнь с ней.

Маделен вздыхает. Вспоминаются слова Дезире – мол, Эви имеет что-то против прихода. Но, как бы девушка ни пыталась вытеснить растущие в сознании противоречивые мысли, ничего не выходит: они уже успели укорениться.

Ее начинает трясти, и Маделен обхватывает себя руками. Кажется, она окоченела, будто от холода. Эви уходит и возвращается с пледом, который накидывает девушке на плечи.

Маделен начинает грызть ногти. Как все это могло остаться для нее незамеченным? Разве можно быть такой дурой?

Она думает над словами, сказанными Рут в разговоре с пастором. Что пастор оступился. Но если Эви говорит правду, такое случалось и раньше. Значит, вот почему Аманду отправили домой? Она тоже подверглась насилию?

Маделен охватывает дрожь, когда она представляет себе пастора Линдберга. С трудом сглотнув, девушка ощущает всю глубину предательства. А ведь она безоговорочно доверяла и Церкви, и пастору, и Рут.

Трясущимися руками она заворачивается в плед. Всем телом чувствует, что пора бежать. Чувствует, что хочет уехать в Мил Крик и никогда сюда не возвращаться.

– Сколько таких было? – спрашивает Маделен, не поднимая глаз.

– Не знаю, – отвечает Эви. – Насколько я понимаю, пастор запустил программу обмена еще в семидесятые, и, как я уже говорила, за годы пребывания в Юсшере мимо меня прошел целый калейдоскоп молодых женщин.

Маделен сжимает в руках серебряную нотку.

– Здесь нельзя говорить вслух такие вещи, если на сто процентов не уверен.

– Нельзя, – соглашается Эви, серьезно кивая. – Но ничего не предпринимать, зная, что это правда, – еще хуже.

– Вы говорили об этом с кем-нибудь из Церкви?

Эви выглядывает в окно.

– Пыталась несколько раз, но меня никто не слушает.

Съеживаясь, Маделен вспоминает собственную встречу с пастором – как он держал руки у нее на талии, одновременно расспрашивая об отце. Что бы случилось, если бы их не прервали?

Из соседней комнаты зовет Матс, и Эви уходит. Маделен прикрывает глаза. Наваливается усталость, и девушка чувствует, как погружается в глубокую темноту. Она медленно соскальзывает на кухонный диван и сворачивается калачиком под огромным пледом.

Надо придумать, как вернуться домой. Она знает, что билет стоит дорого. И Церковь о помощи не попросишь. Но что будет с Дезире и Айно, если она уедет? Им тоже надо сматываться.

Круговерть мыслей еще больше утомляет. Где-то вдалеке Маделен слышит радостный голос Матса, который действует на нее успокаивающе, потом она окончательно погружается в сон.

43

Пятница, 28 июня

Патрисия спускает сумку по лестнице. Последние сутки в отеле царят оживление и суета. Дорис бегает между кухней и кафе в холле, где уже успела выставить столы и стулья вокруг импровизированной сцены, и Патрисия задумывается: уходила ли она на ночь домой?

Лежащий на полу Маркус протягивает удлинители. По обе стороны сцены откуда ни возьмись выросли колонки звукоусилителя, Мариан отчаянно пытается настроить высоту стойки с микрофоном, одновременно разогревая голос.

– Кетцалькоатль и чампандонго, – раз за разом повторяет она, выполняя какие-то упражнения для языка.

Мона стоит у прилавка и выставляет блюда с печеньем, которые Эрика помогает ей пересчитывать. Судя по всему, они с Линой отвечают за продажу кофе с выпечкой у дороги. Эрика сделала табличку, и Лина теперь украшает ее цветами и разноцветными солнышками.

– Как идет подготовка? – спрашивает Патрисия Дорис, когда та пробегает мимо.

– Вообще, – начинает она, глянув на часы, – хорошо.

– Хотя немного нервно, – бормочет Мона. – Блюда для литературной викторины только-только успеют приготовиться к началу.

– Но все устроится, – утверждает Дорис. – Я сейчас только сбегаю на церковный конкурс выпечки, отнесу свой кекс с кабачком и апельсином, потом вернусь, и мы начнем разрезать все на порции.

– А вы знаете, сколько будет народа? – с любопытством спрашивает Патрисия.

Глядя друг на друга, Мона и Дорис отрицательно качают головами.

– На вчерашний вечер было около двадцати пяти человек.

– Пойду посмотрю список, – говорит Эрика.

– Во сколько уходит ваш автобус? – интересуется Мона.

– Через двадцать минут.

Дорис кивает Патрисии.

– Удачи. Я