Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глаза начали гореть. Я отчаянно старалась обуздать эмоции. Король Эрнальд мертв. Мы никогда не были близки, но я знала его всю жизнь. А Эзра? Мама? Сир Холланд? А народ Ласании? Этого не может быть.
– Я не такой, как мой отец, – сказал он. – И не как твоя мать. Я ни секунды не верил, что Первозданный придет за тобой. Он увидел, какая ты недостойная. Он отверг тебя. Ты не спасешь королевство.
Его слова резали мою кожу.
– А ты спасешь?
– Да.
Я чуть не рассмеялась.
– Как?
– Скоро увидишь, – пообещал он. – Но сначала тебе нужно кое-что понять. Я прямо сейчас могу сделать с тобой все, что захочу. Ни одна живая душа не войдет и не остановит меня, и, если честно, всем на тебя плевать.
Тавиус наклонил мою голову набок.
– Что, уже не такая болтливая? – Он рассмеялся. – Ага, пора пересмотреть свое поведение.
– Почему? Почему ты меня ненавидишь? – спросила я, хотя уже говорила себе, что мне все равно. – С самого первого дня.
– Почему? – Тавиус рассмеялся. – Ты совсем тупая?
Я удивилась, что он знает это слово.
– Наверное.
– Ты была Девой, предназначенной Первозданному Смерти. Ты провалилась, но это не меняет того, кто ты на самом деле. Принцесса Серафена, последняя из рода Мирелей.
У меня замерло сердце, когда на меня снизошло понимание, сменившееся неверием.
– Ты… беспокоишься, что я попытаюсь заявить права на престол.
– Ты могла, – прошептал он. – Многие не поверили бы тебе. Сомневаюсь, что тебя поддержала бы даже твоя мать. Но найдется достаточно людей, которые захотят поверить любому, кто уверяет, что он Мирель.
Все эти годы я считала, что Тавиус не стремится принять корону. Я и не предполагала, что его ненависть вызвана моими правами на престол. Я ошибалась – так сильно ошибалась.
– У меня есть вопрос, сестра. Чего ты сейчас от меня хочешь?
Чтобы ты умер.
Умер долгой, медленной и мучительной смертью.
– Хочешь, чтобы я слез с тебя? – издевался он. – Так скажи.
Я промолчала.
Он вцепился мне в волосы и дернул мою голову так резко, что по всему позвоночнику пробежала боль.
– Скажи это с уважением, Сера.
Все мое существо возмутилось, но я заставила себя разжать челюсти. Заставила язык произнести слова.
– Слезь с меня, Тавиус.
– Нет. Не так. Сама знаешь.
Я ненавидела его. Боги, как я его ненавидела.
– Пожалуйста.
Он негромко поцокал, явно наслаждаясь ситуацией.
– А вот так: «Слезьте с меня, пожалуйста, король Тавиус»?
Я открыла глаза и уставилась на лучи света, льющиеся сквозь маленькое окно.
– Ты для меня не король и никогда им не будешь.
Тавиус застыл надо мной, а потом расцепил руки и внезапно скатился с меня. Я быстро перевернулась на спину, тяжело дыша.
Он улыбнулся, отступая назад.
– Боги, я надеялся, что ты так и ответишь. Знаешь, что ты только что сделала?
Я злобно смотрела на него. Челюсть болела.
– Ты призналась в государственной измене.
Его глаза лихорадочно заблестели. Он схватил рукоятку моего кинжала и выдернул его. При этом отлетел кусок дерева. Тавиус сунул кинжал за пояс и рявкнул:
– Стража!
Я вскочила на ноги. Дверь распахнулась, и вошли два королевских гвардейца. Но не из-за них по моей спине покатилась холодная волна страха. А от того, кто остался в коридоре. Это был Пайк – королевский гвардеец, который дежурил у кабинета моего отчима в тот день, когда я нашла Куперов. И от того, что он держал в руках.
Лук.
Нацеленный прямо мне в грудь.
Все во мне замерло. Я уставилась на острый наконечник стрелы в руке Пайка.
– Если будешь с ними драться, думаю, точно знаешь, что произойдет, – предупредил Тавиус.
Не могла отвести взгляда от наконечника.
Я быстра, но не быстрее стрелы. Азарт на лице Пайка говорил, что он надеется на мое сопротивление. О том же свидетельствовала и улыбка Тавиуса.
Тогда я поняла: что бы ни планировал Тавиус сейчас или потом, он, вполне вероятно, не рассчитывает, что я останусь в живых. И, скорее всего, хочет, чтобы я плакала и умоляла.
Я не оправдаю их ожиданий. Не буду с ними драться. Они ничего от меня не получат. Я выпрямила спину и сделала медленный глубокий вдох. Я не дам им того, что они ждут.
Внутри меня все замедлилось, а мир вокруг словно бы ускорился. Два гвардейца схватили меня под руки и вывели из комнаты. Тавиус разговаривал с гвардейцем, который ждал в конце коридора, но слишком тихо, чтобы расслышать. Гвардеец развернулся и побежал впереди нас, а меня потащили на первый этаж и повели по коридору для слуг.
Лица людей, мимо которых мы шли, сливались в размытые пятна. Не знаю, смотрели ли они на нас и что при этом думали. Гвардейцы вели меня в Большой Чертог мимо колонн, украшенных золотыми завитками. Мы вошли в самое большое помещение Вэйфейр. Со стеклянного купола, выше, чем многие дома в Карсодонии, до самого пола свисали знамена. В свете множества газовых ламп и свечей блестели золотые королевские гербы. Главный этаж окружали колонны, отгораживая уединенные ниши. Их тоже украшали золотые узоры, и такие же завитки тянулись как золотые прожилки по полу из мрамора и известняка, по широким ступеням ниш и дальше, до самого возвышения, где стояли троны короля и королевы, украшенные бриллиантами и цитринами.
Сейчас троны были пусты, но один задрапирован белой тканью с разбросанными по ней черными лепестками. Знак того, что король скончался.
В огромном круглом зале все еще царил беспорядок после ночного празднества. Когда мы вошли, слуги – десятки слуг – неподвижно застыли.
– Всем выйти, – рявкнул Тавиус. – Немедленно.
Никто не замешкался. Все бросились вон из зала – суетливая толпа из накрахмаленных белых туник и блузок. Я столкнулась взглядом с одной из служанок. С ней. Девушкой, которая была в комнате, где меня поджидали гвардейцы. Ее голубые глаза были широко распахнуты. Она быстро отвела взгляд и уставилась в пол.
Тавиус сошел по широким ступеням на основной уровень, и я проследила, куда он направляется. К статуе Первозданного Жизни. Первозданный Колис был изображен с захватывающими дух подробностями. Калиги на толстых подошвах и броня на ногах выглядели как настоящие, как и туника до колен и кольчуга, прикрывающая грудь и торс. Все детали были высечены из самого светлого мрамора. В одной руке он держал копье, в другой – щит. Воин. Защитник. Король Первозданных, богов и смертных. Даже кости его рук и завитки волос были тонко изваяны. Но на месте лица находился лишь