напротив, расцвело, особенно в Саксонии. По этой же причине переживала подъем металлообработка в Берге и Рурской области, так как беспрерывная война требовала все больше железа. На рейнском левобережье быстро развивались торговля и ремесло. Эти территории, включенные в экономическое пространство Франции, были защищены протекционистской политикой Наполеона.

В целом континентальная блокада своей цели не достигла. Было невозможно оградить все побережье Европы от наплыва переживавшей золотые дни контрабанды английскими и колониальными товарами. Поэтому, когда в 1810 г. Наполеон разрешил торговлю с Англией за очень дорогие лицензии, то именно эти лицензии и доходы от конфискаций контрабанды позволили Пруссии дополнительно получить 12 млн. талеров и помочь ей выплатить огромную контрибуцию.

Оборонительная модернизация

Преемственность старопрусского реформаторского абсолютизма нив коем случае не прервалась. В 1807 г. катастрофический разгром государства вынудил ускоренными темпами приступить к реформам. Домениальные крестьяне в старых провинциях благодаря французскому перевороту практически уже стали экономически свободными собственниками, хотя в финансовом смысле с ними обошлись отнюдь не великодушно. Обсуждался и вопрос о постепенной ликвидации наследственного подданства крестьян в дворянских имениях, но, не получив одобрения, он так и не был решен. Власти терпели, но не поощряли отдельные случаи отмены феодальных крестьянских повинностей. Хотя дворянские привилегии уже давно были подорваны, они вовсе не были ликвидированы. В состоянии застоя находилась и перестройка армии. Проекты реформ налогов и внутренних таможен, промыслов и городского самоуправления кочевали по ящикам столов тайных советников.

Лишь сокрушительное военное поражение под Иеной и Ауэрштедтом в октябре 1806 г., ставшее расплатой за бестолковую дипломатию последних месяцев, за унизительный коллапс воинского духа, тотальный крах парадного фридриховского фасада, за которым с 1786 г. скрывались прусские анахронизмы, распахнули двери для решительных реформ. Тильзитский мир подвел беспощадный итог этого поражения, официально разрушив Прусское королевство старого порядка. Оно потеряло половину своей территории и почти половину населения. В сущности, оно возвратилось к состоянию 1740 г. перед силезскими войнами Фридриха и было низведено до размеров хилого Вестфальского королевства. Ко всему прочему, в Парижском договоре, 8 октября 1808 г. Наполеон потребовал фантастической контрибуции в 140 млн. франков. Эта сумма спустя месяц была снижена до 120 млн., но к этому добавлялись и столь же обременительные текущие расходы на содержание оккупационной армии. В диаметральной противоположности к членам Рейнского союза, которым по договорам предыдущих четырех лет достался ослепительный выигрыш, на долю прежней европейской державы Пруссии выпала участь жалкого маленького восточногерманского государства.

Но фундаментальный кризис Пруссии, в котором все ее политическое будущее оказалось поставленным на карту, высвободил теперь импульсы к проведению модернизации. Из рядов реформаторов в 1806–1820 гг. выдвинулись две ведущие фигуры — барон Карл Генрих фон унд цум Штейн (1757–1831)[99] и имперский граф, а позднее — князь Карл Август фон Гарденберг (1750–1822)[100], оба чужестранцы для государства, в котором действовали.

Значение Штейна и доныне безмерно преувеличивается. Его почитатели почему-то не обращают внимания на факт непродолжительности его пребывания на ответственном посту и на путаность и реакционность его воззрений как во время, так и после революционной эпохи. Бесспорно, на протяжении 20 лет Штейн был администратором весьма высокого уровня, проявив компетентность особенно в экономических вопросах. Потому он и стал, как обер-президент всех рейнско-вестфальских палат, своего рода «министром западных провинций», прежде чем в 1804 г. занял пост министра торговли, фабрик и таможен. На протяжении года, с октября 1807 по ноябрь 1808 г., он был фактическим руководителем Пруссии, пока Наполеон не потребовал его отставки.

Штейн разделял идеологию постфридриховской бюрократии, продуктом которой, если можно так выразиться, он и сам являлся, воплощая с 1790-х годов ее притязания на власть, а точнее, воплощая идеологию, которая отождествляла политику с администрированием. Он добился победы бюрократических принципов над кабинетным правительством абсолютного монарха, но никогда принципиально не ставил под сомнение монархическое бюрократическое государственное руководство. Он питал недоверие к бюрократической мелочной опеке, но, в конечном счете, в своей политической практике так и остался административным чиновником. Из проектов аграрной реформы Штейн выбрал тот, который был намного жестче для крестьян, чем другие, более радикальные, предложения. С наибольшим успехом ему далась, вероятно, городская реформа, не потому что она непосредственно изменила городскую политику, а потому, что полвека спустя она стала основой широкого либерального развития. Однако как первый министр кабинета Штейн потерпел политическое поражение. Прежде всего, он сам во многом способствовал уничтожению базиса своей власти. Безо всякого расчета он разом атаковал по всему фронту, не имея тонкого политического представления о силе противников и недооценив способность прусского дворянства и короны к сопротивлению. Из-за резкости характера и вулканического темперамента, из-за своего не подлежащего обсуждению поведения он так быстро и надолго сузил сферу своего влияния, что после осени 1808 г. ему больше не удалось возвратиться к власти.

Напротив, Гарденберга, во время первого министерства которого с апреля по июнь 1807 г. бюрократический абсолютизм впервые в Пруссии действовал полным ходом и который затем более десяти лет, с августа 1810 до 1822 г., занимал пост государственного канцлера, современные историки часто критикуют как скользкого оппортуниста и даже как вечно опутанного долгами бонвивана, несмотря на впечатляющие успехи его деятельности, осуществлявшейся в духе прагматического рационализма и на основе реального понимания требований эпохи. Именно при Гарденберге появились все основные реформаторские эдикты, хотя, разумеется, и смягченные вследствие необходимости компромиссов. Ему и его сотрудникам, а не Штейну, принадлежит честь проведения «королевско-прусской, истинной революции».

В отличие от Штейна, Гарденберг воплощал тип не только успешного комбинатора, хорошо знакомого со всякими хитрыми уловками, но и дальновидного и целеустремленного политика. Подобно баварскому реформатору Максимилиану Монжела, Гарденберг уже во время своей деятельности в прусском Ансбах-Байройте в 1790-е г. разработал концепцию широкой модернизации всего государства. Он упорно придерживался ее просветительско-раннелиберальных и консервативно-реформаторских основных положений и дальних целей, которые и пытался осуществить, начиная с 1807–1810 гг. Если для южногерманских государств на первом месте стояла необходимость внутреннего укрепления, интеграция множества гетерогенных территорий, то в Пруссии наиболее актуальными были другие задачи. Здесь речь шла прежде всего о сохранении и утверждении государства после полного военного разгрома, территориальных и финансовых потерь. Крупнейшие чиновники осознали, что есть только одна альтернатива — либо провести реформы по западноевропейскому типу, либо наступит крах Пруссии, и в лучшем случае она превратится в маленькое государство, которое и из-за своих устаревших внутренних отношений не сможет рассчитывать на то, чтобы его принимали всерьез. В результате, появилось несколько конкретных проектов модернизации, с помощью которых быстро должны были быть устранены наиболее вопиющие недостатки.

Важнейшие принципы гарденберговской политики реформ отразились в рижской памятной записке канцлера, написанной