— Я передам следователю вашу просьбу, — холоднокивнул Земсков, и, уже обращаясь к Левитину и Машкову, приказал: — Сегодня вдва часа дня произведете одновременный арест и обыск на квартирах Хорькова иПолухина. Полковник Машков возглавит группу, которая поедет на дачу Хорькова.Подполковник Левитин, вы поедете со своими людьми к Полухину. Действоватьмаксимально четко и жестко, не давая им времени опомниться. У Хорькова на даче,по оперативным данным, есть несколько вооруженных охранников, которые могутоказать сопротивление. Прошу иметь это в виду.

Он посмотрел на Дронго. Какая-то мысль мелькнула у него вголове. Он вдруг улыбнулся и спросил:

— Не хотите сами поехать за Хорьковым? Одновременноувидите и эту Суровцеву, которая так вас интересует.

— Да, — кивнул Дронго. — Я и не думал, что вымне разрешите.

— Какие глупости, — улыбнулся Земсков, — вытеперь почти наш сотрудник. Думаете, мы пускаем кого попало в Чогунаш? Поедетевместе с полковником Машковым. У вас есть еще какие-нибудь просьбы илипожелания?

— Есть. Нужна более полная информация о случившемся вФинляндии. Там, очевидно, у бандитов произошло нечто неожиданное, какая-тонеувязка. Мне нужно конкретно знать, что именно.

— Мы сейчас как раз этим занимаемся, — нахмурилсяЗемсков. За финский заряд он уже получил обещание директора влепить ему строгийвыговор. Правда, это не отставка, но все равно очень неприятно. — Недумайте, что вы должны везде помогать. Не берите на себя слишком много, —посоветовал генерал. — Мы занимаемся этими проблемами, а вы можетесчитать, что основное уже сделали. Вы нам помогли в Чогунаше, и мы вамблагодарны. Только не заблуждайтесь, что мы не сможем без вас довести до концарасследование. Я понимаю, что у вас своебразная эйфория от успеха, но не стоиттак переоценивать свои возможности.

«Самодовольный индюк», — подумал Дронго. Он взглянул насидевшего рядом Машкова и понял, что тот думает примерно то же самое. Инезаметно кивнул ему. Всегда приятно, когда у тебя есть единомышленники, даже втакой сложной организации, как ФСБ.

Еще вчера, направляясь на дачу, он почувствовал что-тонеладное. Не заметил, а именно почувствовал. За годы, проведенные в лагерях, задолгие десятилетия связей с разными людьми, когда он служил посредником умногих матерых рецидивистов, хромой Дима научился распознавать опасность. Вот итогда он ее почувствовал. Именно поэтому он ушел вчера с дачи Хорькова не черезобычный ход и не через заднюю калитку. Он попросил, чтобы привезший егоавтомобиль выехал, как обычно, из центральных ворот, а сам, приставив лестницук сараю, перемахнул через него и направился в лес. Сидя затем в рейсовомавтобусе, он почувствовал себя спокойнее. Опасности не было никакой, и онрешил, что ему все показалось.

Он не стал откладывать свое свидание с нужными ему людьми, апрямо с дачи поехал туда, где его ждали. Разговор получился недолгий. Паспортаи документы у них были в порядке, визы уже проставлены. Это делалось на тотслучай, если бы пришлось кого-либо сопровождать. Они знали адрес в Берлине изнали, к кому обращаться, чтобы получить оружие после въезда в пределыШенгенской зоны. Оставалось выплатить им часть гонорара и передать аванс.Правда, он не стал платить им половину полученного, но достаточно честновыделил каждому из них по десять тысяч долларов, пообещав заплатить столько жепо возвращении и вдобавок оплатить все их расходы. Это была почти максимальнаясумма, но Дима Полухин привык к тому, что ему доверяют, и не обманывал ни своихзаказчиков, ни киллеров, с которыми работал уже несколько лет. Этот человекзнал немало страшных секретов, но предпочитал молчать, понимая, что стоит емуоднажды заговорить, как следующая цена будет назначена уже за его голову.

Один из них переписал адрес нужного человека и его телефоны,после чего Полухин убрал свою бумагу в карман. Он решил сжечь ее дома, еще непредполагая, как она ему пригодится. Теперь он был спокоен. Эти ребята были егозолотым резервом, его особой гордостью. Один из них раньше работал в Главномразведывательном управлении, был военным разведчиком. Он хорошо знал английскийи арабский языки, а также еще много такого, что требовалось знать убийце. Егонапарник обычно обеспечивал ему связь и прикрытие. Они уже давно работалинеобычной парой, и Дима держал их всегда на случай самых сложных и серьезныхзаказов. И теперь как раз был такой случай. Он передал им пожелание заказчикасделать все как можно быстрее и попрощался. Долго задерживаться было нельзя,иначе возникало нечто похожее на дружбу, а это было опаснее всего. Дружбы междуними быть не могло. Друг всегда оказывался предателем, и даже более страшнымпредателем, чем все остальные, так как узнавал гораздо больше. Именно поэтомуДима всегда говорил только то, что требовалось для дела, и не допускал излишнейлирики.

Вернувшись домой, он снова почувствовал неладное. Все былокак будто в порядке, на прежних местах, но он шестым чувством чуял опасность,как волки загодя чуют приближающегося охотника. Он кружил по дому, пытаясьпонять, почему он так нервничает. Полухин жил один, его профессия не позволялаему никому доверять. Женщины не интересовали его уже давно, после перенесенногов молодости сифилиса, а друзей у него не было. Были только заказчики,компаньоны, киллеры и жертвы. Друзей не было, и он считал это правильным.

Он жил в одном из тех старых одноэтажных домов, которые ещесохранились в столице. Раньше это была окраина, но с течением времени городразрастался все больше и больше, а дома так и оставались между центром и новымирайонами. Разумеется, он был в состоянии приобрести себе приличную квартиру, ноон привык к своей избушке, как он ее ласково называл, и не собирался переезжатьв каменные многоэтажки.

Он кружил по дому, пытаясь понять, что именно происходит,почему он чувствует себя столь неспокойно. Все было на местах, но тревогаусиливалась. И вдруг он увидел висевшую на вешалке шляпу. Полухин подошелближе, внимательно посмотрел. Он не мог ошибиться. Он всегда вешал ее с правойстороны. Правым боком и с правой стороны. Она и сейчас висела правым боком, нос левой стороны. Он снова осмотрел шляпу, не трогая ее, словно это был музейныйэкспонат. Никаких сомнений не было — шляпа висела не там, где он ее оставил,уезжая на дачу.

Хромая сильнее обычного, он прошел к телевизору, включил егои уселся в кресло. Следовало исходить из того, что в доме у него кто-то успелпобывать. Причем сделал это таким образом, чтобы он не заметил. Если это кто-тоиз компаньонов или заказчиков, то он не стал бы скрывать своего появления, а,наоборот, постарался бы подчеркнуть свой приход. Если к нему послали киллеров,то они ждали бы его внутри дома и не разрешили так спокойно сидеть утелевизора. Следовательно… следовательно, оставалось предположить самое худшее,что могло быть, а это было очень неприятно. И очень опасно.

Телевизор продолжал работать, и он сидел неподвижно вкресле. Когда он поехал на дачу, за ним уже следили. Они, вероятно, ждали еготам, но он обманул их, уйдя с другой стороны. А сейчас наверняка за ним наблюдают.Может, даже установили внутри дома свои приборы, чтобы слышать и видеть каждоеего движение, каждое его слово.