— Есть идеи, что ему от тебя надо? — тут жеспросил Виссарион.

— Будем ждать, когда скажет.

— Думаешь, он еще придет?

— Конечно.

Он пришел на следующий день. Но из-за дождя народу в барнабилось предостаточно, так что ему пришлось удовольствоваться лицезрением моейфизиономии, пока я услаждала души шлюх прекрасной музыкой. Когда он покинулзаведение, я не заметила, но, отправившись домой, обнаружила его в несколькихметрах от бара — он сидел в машине и, вне всякого сомнения, ждал меня.

Когда я поравнялась с его автомобилем, он распахнул дверь состороны пассажира и сказал:

— Садитесь.

— Решили за мной приударить? — весело спросила я.

— А что, есть возражения?

— Как раз сейчас у меня сногсшибательный роман.

— С Рахмановым? — серьезно спросил он. —Роман продлится недолго. — И повторил:

— Садитесь.

Я оглянулась и сочла за благо сесть в машину.

— Ну, так что вам от меня нужно? — не оченьвежливо спросила я.

— Я ведь уже сказал, Борис был моим другом. И егосмерть… Он ведь заезжал к вам в тот вечер?

— Заезжал, — кивнула я, едва сдерживаязлость. — Приходил поскандалить. Пьяный, разумеется. На трезвую голову онбыл довольно покладист.

— На какой предмет скандалили? — спросил Рогозин ина сей раз улыбнулся, вроде бы и спрашивал несерьезно, но ответа, безусловно,ждал.

— На предмет любви. Упрекал меня в измене. Это было темболее обидно, что верность хранить я не обещала.

— И его смерть вас ничуть не огорчила?

Я очень внимательно посмотрела на него, потом усмехнулась ипокачала головой.

— Разумеется, она меня огорчила. Но виноватой я себя нечувствую.

— Уверен, что так. Виноватым должен себя чувствоватьтот, кто отдал приказ его убрать. Но мне трудно заподозрить такое чувство вгосподине Долгих.

— А кто это? — серьезно спросила я.

— Вы что, газет не читаете?

— Нет, конечно. И что о нем пишут?

— Много всего, — пожал Рогозин плечами. Если он ирассчитывал уловить в моем голосе издевку, то вряд ли в этом преуспел, яговорила серьезно, в его голосе намек на раздражительность тоже отсутствовал,как видно, с выдержкой у дяди полный порядок. — Зачастую много хорошего.Благотворительностью занимается, является председателем областного союзапредпринимателей, депутат законодательного собрания. Правда, иногда кое-ктопытается напомнить, чем зарабатывает себе на жизнь этот господин.

— Надо полагать, дядя бизнесмен, если он председателькакого-то там союза.

— А вы сообразительная, — кивнул Рогозин и тожебез намека на издевку. — Если торговлю оружием и наркотиками можно назватьбизнесом.

— Ого, — вздохнула я. — Серьезно. А чего непосадите, если все знаете?

— Одно дело — знать, и совсем другое — доказать.Разницу уловили?

— То есть догадки есть, но все бездоказательные.Занятно.

— Еще бы. Такое сплошь и рядом. Вот я, например,совершенно точно знаю, что в вечер убийства журналиста Алексея Тендрякова с нимв баре были вы, но доказать не могу. Следовательно, не имею возможностипривлечь вас как соучастницу убийства. Или вы только свидетель?

— А кто убийца? — спокойно спросила я.

— Хорошо вам известный Виктор Олегович Одинцов.

— Одинцов? Не помню. Впрочем, я мало кого из знакомыхмужчин знаю по фамилии. Ну а раз вам известен убийца, логично ему вопросызадать.

— Не успели. Скончался. Шлиман решил копнуть поглубже,хоть я ему и не советовал, и разбился на машине.

— Что вы хотите сказать?

— Только то, что сказал. Очень трудно доказать, что егоубили. Хотя лично я в этом убежден.

— Я разговаривала с Борькой незадолго до трагедии, каквы знаете. Так вот, он был пьян в стельку, ему нельзя было садиться за руль.

— Зато ваши друзья были об этом хорошо осведомлены.

— А может, у вас фантазия разыгралась? Сами говорите:доказать ничего не можете.

— Не могу, — легко согласился он. — А вот свашей помощью смог бы.

— Не представляю, чем могла бы помочь, —опечалилась я. — Если только начать фантазировать с вами на пару. Но врядли от наших фантазий будет толк.

— Я и не ожидал, что вы сразу согласитесь, — мягкоулыбнулся Рогозин. — Дело-то опасное, кому знать об этом, как не вам? Нокое-что позволяет мне надеяться на вашу помощь.

— Понятия не имею, о какой помощи речь, но спасибо задоверие.

— Мое мнение, господину Долгих давно пора сменить местожительства на другое, где минимальный комфорт и максимальная охрана.

— Вам видней, — пожала я плечами.

— Уверен, вы тоже очень этого хотите, хотя исомневаетесь в успехе.

— У меня нет мнения по данному поводу. Но я полагаюсьна ваше.

— Если вы не против, я хотел бы объяснить, почему таксчитаю. — Я согласно кивнула, и он продолжил:

— Дело в том, что вы уже давно вызвали мой интерес. Ещедо вашего знакомства с Борисом. А то, что он рассказал о вас, лишь укрепиломеня в первоначальном мнении.

— Я не спрашиваю, что он обо мне рассказал, —перебила я. — Вряд ли хорошее, раз считал себя обманутым любовником, аплохое я про себя слушать не люблю.

— Он говорил о вас с восхищением. Вы сильный человек,волевой, с чувством собственного достоинства. Еще он говорил, что вы хорошийчеловек. Не так много людей он удостаивал такого определения, и я принял это ксведению. Хорошему человеку должно быть нелегко находиться на побегушках утакой мрази, как Никита Полозов.

— Так вот вы о чем, — обрадовалась я. — ОНике много чего болтают, но, на мой взгляд, он неплохой парень;