Уже с симпатией Додон посмотрел на человека, который беретна себя хлопоты, заботы, беспокойства в том суматошном и неприятном мире.

— Я слышал от одного волхва, — сказал Мрак, — что любойчеловек — ценность. А твоя жизнь — это все. Никто ведь из них, кто говориттебе: ты должен, ты обязан, не знает, как это тяжко тащить такую ношу!Заботиться сразу обо всех, никому не навредить... а так не бывает... всепредусмотреть, никогда не ошибаться, ибо ошибки царя — это не ошибки стряпухи,что пересолит суп!

Додон не выдержал, воскликнул:

— Верно! Им делай так, чтобы волос с их головы не упал, аэтого даже боги не могут... хоть и обещают. А как я могу все предусмотреть? Изащитить всех?

— Никто не может, — сказал Мрак уверенно. — Это ты, брат,восхотел того, что не могут даже боги. Понятно, хочется везде успеть, всесделать, раз все в отдельности в твоей власти... но вот все вместе тебе не потянуть!Ты ж не разорвешься на сто царей! Да и сто, пожалуй, не сумели бы. Разве чтотыща... а то и все полторы.

Додон смотрел жадно, в глазах заблестели слезы. Онвсхлипнул, сказал жалко:

— Только ты один все понял!

— Потому и говорю, — сказал Мрак сочувствующе, — оставайсяздесь. Ты пытаешься тащить все сам, а это не под силу... Вот и надорвался.Теперь ты ощутил, как ценна твоя жизнь. И все прочее: долг, честь, Отчизна,верность, любовь... да катись все коту под хвост!.. И пусть теперь треснутхребты у твоих родственников, как треснул у тебя. Ну, я говорю о твоейплемяннице Светлане, ее отдадут в наложницы... и о Кузе, ее продадуткуда-нибудь в прислугу. Может быть даже не помрет. Не обязательно же ееприставят хозяйских собак кормить? А ежели и приставят, то не всех же собакизагрызают? Ну, покусают, покалечат иной раз... Главное, себя сберечь. А онипусть сами выкарабкиваются. Ежели смогут.

Додон слушал, кивал, потом кивки замедлились. Он все еще несводил глаз с лица варвара, а тот говорил размеренно, убеждающе, повторял те жедоводы, которые приводил себе сам... разве что не оформив в слова, а оставив вличине чувств. Но теперь облеченные в слова, они выглядели совсем иначе.

Вдали за деревьями птицы запели громче. Ветви колыхнулись,на тропку вышла Хозяйка. Неспешно, в мире богов торопиться некуда, онаприближалась к ним. На губах была понимающая усмешка.

А когда подошла ближе, увидела лицо Додона. Улыбка медленнопокинула мраморно чистое лицо богини. Спросила негромко, так что воздухколыхнулся словно от беззвучного удара грома:

— Что-то стряслось?

Мрак промолчал, а Додон сказал тихо:

— Отпусти его.

— Зачем?

— Он скажет... передаст моим родным. Чтобы не горевали.

Ее глаза изучающе пробежали по его лицу:

— Для тебя это разве важно?

Плечи царя поднялись и опустились. Ответил, не поднимаяглаз:

— Не знаю. Но прошу тебя, отпусти его. Пусть вернется. Онодин меня понял.

Хозяйка повернулась к Мраку. Ее нечеловеческие глазасмотрели в упор, в них не было улыбки. Затем лицо чуть дрогнуло. Тихим голосомсказала:

— Ты герой...

— Да уж, — сказал Мрак с неловкостью, — еще какой. Толькохвост чего-то трясется.

— Герой, — покачала она головой, — ты мог... сам остаться.

Мрак кивнул на Додона:

— У тебя есть он.

— Племянник, — ответила она.

— Да рази боги с родней считаются?

Она сказала все так же негромко, ее глаза обшаривали еголицо:

— Ты мог бы остаться... по-другому.

— Я?

— Моя сестра Дана, — напомнила она, — родила от твоего другатроих сыновей. Им суждено стать великими царями... и родоначальниками огромныхплемен и народов, невиданных государств... А ты не думаешь, что у тебя могли быдети стать еще могущественнее?

Мрак вздрогнул. Она задела самую сокровенную струну мужчин:дать такое потомство, которое бы завоевало свет, перевернуло, увековечило именав песнях и легендах, пронесло его имя в глубь веков и тысячелетий!

И тут же, заслоняя прекрасное лицо Хозяйки, ее колдовскиеглаза, перед его внутренним взором встало и заблистало искрами как заготовкамеча, которую вынули из пылающего горна, лицо единственной женщины, радикоторой стоит жить и умереть.

— Нет, — сказал он, — благодарю за честь, но Таргитай тожене остался с Даной. Нас звала дорога!

Она опустила глаза. Ее лицо оставалось все таким же молодыми прекрасным, но Мрак внезапно увидел, что ей тысячи лет от роду.

— Вам подготовят коней, — ответила она.

Когда выехали из расщелины, Мрак прищурился от яркого света.Воздух свеж, но солнечные лучи с пронзительно синего неба кололи как остриястрел. Перед глазами поплыли огненные круги. Хрюндя заворчала, уткнуласьхолодной мордой в шею Мрака. Додон постанывал и закрывал лицо рукавом халата.Его лицо было бледным, словно пробыл в недрах Медной Горы не месяц, а годы.

Мрак косился на царя, наконец не выдержал:

— Почему ты поехал?

Додон пожал плечами, голос был злой, брюзгливый:

— Разве ты не этого добивался?

— Ну... Все равно не понял, почему.

— Ты понял, — ответил Додон невесело. — А когда понимаетхоть один... хоть один на белом свете...

Он махнул рукой. Мрак, не дождавшись продолжения, спросил:

— Ладно, но почему отпустила так легко?

— Она богиня, — напомнил Додон. — И моя тетка. Против моейволи держать не станет.

— Мне бы такую тетку... А как сразу сказала про коней! Длядвоих. Я не слышал, чтобы ты что-то сказал.

— Богиня, — напомнил Додон снова, — И моя тетка. Ей многоестановится ясным, когда только взглянет на человека. Может быть, потому и ушлатак далеко в землю. Навидалась!

Они начали спускаться в долину, но когда выехали накрохотную тропинку, Мрак придержал коня:

— Дальше тебе одному. Тут близко, не заблудишься. А у меня должок.

— Какой? — удивился Додон.

— Я обещал Хозяйке избавить от разбойников.

— Она выпустила тебя просто так.

— Богиня, — ответил Мрак без усмешки. — И знает людей.

Засмеялись без особого веселья. Мрак слез с коня, бросилповод Додону. Тот подхватил молча.