– Ага, совпадение... Вот только дня за три до т о г оЛара его отыскала и потребовала кассету. Даже денег не предлагала, стерва. Иликассета, или – «крайние меры». Лева посмеялся, послал ее подальше, дурик... Апотом... Воды много утекло, она и забыла про эти снимочки, надо полагать... ивдруг аукнулось... Пустяк, если подумать... Или нет?

«Да нет, не пустяк, – подумал Мазур, представиврешительное, холодное, о б т я н у т о е лицо Гвоздя. – Отнюдь непустяк. Она ведь, насколько удалось вычислить, л е п и л а образ насквозьдомашней тихони, ангела светлого не от мира сего. А тут, изволите ли видеть, вцвете показано, как наш ангелочек один п р и ч и н д а л в рот затянул на всюдлину, а второй с противоположного конца засадили... Допустим, это еще несмерть и не развод, – но ведь отношение резко переменится, жить станет нев пример труднее. Жена Цезаря должна быть вне подозрений, сие не нами придуманои – не сегодня. Имидж трещинами пошел бы, а имидж ей чертовски дорог. И неговорите мне, что она не способна послать у б и в ц е в... Ого-го, я-то ее ужезнаю немножко...»

– Я уже месяц дома не живу, – сообщил егособеседник. – А как же, приходили... Сообразила: если кассета сохранилась,быть она может только у меня. Вот только я ухитрился слинять вовремя, а проНинку, – он обвел рукой комнату, – она пока не знает... Вообще, надоиз этого милого города сваливать, хоть и жалко – я ж здешний...

– Твое дело, – сказал Мазур. – Ты человеквзрослый... Я так понял, старая лесбиянка – это госпожа Нечаева, АннаВсеволодовна?

– А кто ж еще? Там у них хорошее гнездышко – она,Танька из «Радости», еще парочка... Я ж все подробно рассказал вашей девочке,когда вели переговоры... Она что, не рассказала?

«И никому уже ничего не расскажет, – подумал Мазур,понурясь. – Опасные игры имеют тенденцию кончаться, и печально...»

– Только меня вы ни во что не впутывайте, – заявилпарень с забавной смесью воинственности и уныния. – Я вам товаротдал, бабки получил – и разбежались, как тараканы от «Рейда». Ясно?

– Чего уж яснее... – вздохнул Мазур,вставая. – Всего хорошего!

Оказавшись на улице, он не сразу вернулся к машине. Купил науглу конверт, засунул в него одну из особенно пикантных фотографий,предварительно коряво нацарапав на обороте гелевой ручкой:

«Пятьдесят тысяч баксов – в пакет. Оставишь на главпочтамте«предъявителю купюры ЬТ 6430206». Срок – три дня, иначе возьмет другойпокупатель, в генеральских погонах, столичный гость. И без фокусов». Запечатал,сунул в карман и направился к машине, пробуя даже насвистывать от охватившегоохотничьего азарта.

Через каких-то четверть часа получивший от него сотнютинэйджер скрылся в кондиционированной прохладе картинной галереи«Сибирия-Арт», уже через минуту появился на улице, Мазур вышел из своегоукрытия, подошел к нему и выслушал доклад – конверт взяли «два качка вприемной» и обещали передать хозяйке, не распечатывая, после чего один из нихскрылся в кабинете, откуда вернулся уже без конверта. Вот так, простенько и совкусом. Честно выдав юнцу вторую сотню, Мазур вернулся в машину, сел, невключая мотора, закурил и подумал, что события вышли на самую что ни на естьфинишную прямую. Начиналось самое веселое и незамысловатое – всего-то сидетьспокойно и ждать, когда тебя начнут убивать...

– Нормально жилетик сидит, не беспокоит? –поинтересовался Мазур заботливо.

– Чего там... – Гвоздь кончиками пальцев потрогалподдетый под рубашку бронежилет. – Степаныч, а ежели в лоб шмальнут? Я небоюсь, интересно просто, ты такой загадочный – спасу нет...

– Если это тот, на кого я думаю, он будет стрелять потулову, – сказал Мазур. – Ш к о л а у него такая... Погоди!

Он взял засвиристевший мобильник, торопливо откинулкрышечку.

– Она со вчерашнего вечера дома, – прилежнодоложил Быча. – Вот только свет чего-то так утром и не зажигался...

– Ага, – сказал Мазур, щерясь. – Вот что,срочненько придумайте, под каким благовидным предлогом вам влезть в квартиру.Сначала позвоните, спросите что-нибудь: где Пиндюрин живет, Иван Христофорович,не даст ли червонец в пользу шахтеров Кузбасса... Ясно?

– Ага. А если никто не откроет?

Мазур ответил, не раздумывая практически ни секунды:

– Если никто не ответит – в х о д и т е. Инемедленно звони. Конец связи.

Он отложил телефон, придвинул к себе толстую стопочку белыхлистов, где аккуратно, по часам и минутам, были расписаны передвижения АнныВсеволодовны Нечаевой по славному граду Шантарску – труд, начатый еще покойнымКотовским, кропотливо продолженный покойным Гигой и, наконец, так и непрервавшийся при переходе руководства в руки Мазура.

Если и была н о р а, то она могла оказаться водном-единственном месте, отмеченном частыми и, в общем, не имевшими д р у г ог о объяснения визитами Анны Всеволодовны. Совсем не то место, которое можетслужить для лесбийских забав интеллигентных дамочек... Следовательно, Мазурвычислил правильно.

Гвоздь сидел в уголке, наблюдая вот уже битый час захлопотами Мазура с видом самую чуточку снисходительным – это не значит,что он Мазуру не верил, просто, надо полагать, хотел на всякий случай сохранитьлицо. Если Мазур ухитрился бы крупно промахнуться, всегда можно сказать: ну какже, я с самого начала относился несколько иронически...

Новый звонок – это телефон на столе. Гвоздь, оказавшийсяближе, снял трубку, послушал, повернулся к Мазуру:

– Это ты Питер заказывал, Степаныч?

– Ну разумеется, – сказал Мазур, принимая у неготрубку и прикрывая микрофон ладошкой. – Фомич, ты вот что... Пока я говорю,ты бы вернул мои документы и все прочее... Честное слово, самое время...

Говорил он недолго и, бросив трубку на рычажки, с довольнымвидом улыбнулся. У вице-адмирала Самарина по кличке Лаврик были свои крупныенедостатки, боже упаси попасть к нему в тягостной роли виновника или простоподозреваемого – но имелись и достоинства, опять-таки крупные. Лаврика в своевремя учили ремеслу еще сталинские кадры, пережившие и вождя, и лысогокукурузника, поскольку гэбисты – самые долговечные люди на грешной земле. Акадры эти отличались двумя примечательными особенностями – во-первых, онибыли крутыми профессионалами (поскольку за непрофессионализм в те суровыевремена наказывали отнюдь не выговорами), во-вторых, каким бы диким это кому-тоне показалось, им была свойственна некая справедливость. То, что это быласправедливость дикого зверя, хищника, не многое меняло. Главное, на Лаврикаможно полагаться, особенно когда он всерьез заинтригован многозначительныминедомолвками Мазура и явными намеками на серьезность дела. Если все пройдетгладко, если все догадки верны, если удастся остаться в живых – Лаврикломанется в игру, как танк сквозь березки...