Коснемся положения крестьянства – то есть боле чем девяти десятых населения, в Русско-Литовской державе.

Как известно, в реально существовавшем Великом Княжестве Литовском, крепостное право окончательно утвердилось в 1588 году – за шестьдесят с лишним лет до того, как Соборное Уложение царя Алексея Михайловича узаконило его на Руси.(10,198)

Но нужно все же иметь в виду, что данное положение статута 1588 года возникло опять-таки под влиянием западного соседа.

Во всяком случае, крепостное право в различных его видах, хотя и достаточно широко распространено, тем не менее, не охватывает абсолютного большинства сельского населения, как это уже с конца XVII века произошло в отечественной истории.

И крепостничество по своей сути существенно менее сурово, нежели то, что имело место в России. Во всяком случае, дело не доходит до откровенного рабства, как это случилось у нас в стране. Да, крестьянин является подневольным, урезанным в правах человеком, но не превращается в вещь, в «крещенную собственность», и на русской земле никогда не было позорной продажи людей на аукционах, с молотка. Кроме того, чисто территориально границы распространения крепостного права заметно уже, и дальше Волги оно не продвигается. (13,324)

Впрочем, уже к XVIII веку самое позднее, крепостное право исчезает – либо отменяется сверху единовременно (скажем, после очередного крупного бунта), либо же власть дает крепостному право беспрепятственного выкупа своей свободы.

В политической жизни государства можно наблюдать борьбу двух тенденций. Первая – централизаторская, исходящая от великокняжеской, а позже – царской власти, поддерживаемой разнообразными общественными силами – от посадских людей и купечества до служилого боярства и дворянства.

Вторая – прежде всего ее представляют князья и высшее боярство, отстаивает автономию местной и высшей знати, ее известную самостоятельность и право голоса в государственных делах, не покушаясь, впрочем, на основные прерогативы монархов.

Иногда – особенно на ранних этапах истории, противоборство это выливалось бы в вооруженное противостояние, но в основном оно проходит мирно, переходя в сферу конфликтов между группами знати и интриг.

Верховная власть активно пользуется наличием противоборствующих сил и группировок в обществе и правящем классе, лавирует, опираясь то на одних, то на других, медленно и последовательно укрепляя автократию, но вместе с тем не сумев довести дело до «стопроцентного» самодержавия. Ведь даже сугубые приверженцы централизации при этом желают, чтобы в обмен на поддержку корона прислушивалась бы к их мнению.

Было бы ограничение монархии сформулировано в законе, или же стало в большей степени, традицией, пусть и незыблемой? Была бы принята единая конституция, или то была бы какая-то совокупность принятых в разное время законов – по английскому образцу? Стала бы высшим законодательным и представительным органом преобразованная княжеская Рада, или то был бы, скажем, Земской Собор?

Вопросы эти достаточно интересны, но обоснованного ответа дать на них нельзя.

В итоге данного процесса складывается территориально-политическая система, сходная с той, которая во Франции именовалась «старый порядок»: множество сохранившихся с удельных времен земель, со своими особенностями, обычаями, законами и вольностями, при сильной центральной власти, стоящей, однако, значительно ближе к европейскому абсолютизму, нежели к восточной деспотии.

В отечественной культуре отсутствует как ксенофобия, и неприятие всего чужеземного, долгое время господствовавшее в Московском царстве, так и слепое поклонение западной, европейской цивилизации, столь характерное для последовавшей за ним эпохи. Формируется своя, совершенно особая культура, органично впитывающая многие полезные элементы зарубежной, но в основе своей автохтонная, славянская.

Уже с начала XVI века начинает интенсивно развиваться книгопечатанье (вспомним начавшего свою деятельность примерно в то же время Франциска Скорину); возникает национальный театр. Не являются редкостью обширные библиотеки – как в домах знати, так и состоятельных горожан, где наряду с переводными сочинениями – от античных трагедий и византийского «Дигенис-акрит», до «Декамерона» и писаний современников – можно увидеть и «Слово о полку Игореве», и переизданные древние летописи.

По примеру соседней Польши в городах возникают мещанские школы, а затем и высшие учебные заведения – славяно-греко-латинские академии.

В европейской политике Литовско-Русское государство придерживается, в основном, изоляционистского курса. Ведь нельзя забывать, что то активная роль, которую играла Российская Империя в «европейском концерте», XVIII -начала XIX веков, в значительной мере объяснялась своего рода комплексом неполноценности, который русские монархи испытывали в отношении своих западных коллег.

Ничем иным, во всяком случае, нельзя объяснить участие России, например, в Семилетней войне, совершенно ей не нужной и ведшейся во имя интересов Франции.

И одновременно, европейцы – разумеется при всех оговорках, и при том, что откровенно опасаются могучей восточной державы, все таки признают Литовско-Русское государство равным себе, числят его страной, как бы там ни было, цивилизованной. «Европейской» условно говоря.

Говоря о международном положении Русско-Литовского государства, нельзя не остановиться на отношениях с ближайшим западным соседом – Польшей.

С одной стороны, по всей видимости были бы неизбежны войны с Краковом, и прежде из за галицких земель, еще в середине XIV века перешедших под ее власть.

С другой же – именно Польша являлась бы посредником в социальном, культурном и экономическом обмене между Литвой и Западом.

При этом Русско-Литовское государство вовсе не заинтересовано в разделах и завоевании Польши – ни само, ни тем более, чтобы это сделал кто-то другой.

Поэтому Литва активно поддерживает польское государство в ее борьбе со шведами, австрийцами, немцами.

Многие представители верхов и образованного сословия обучаются именно в польских университетах.

Подведем некий итог – какие последствия все вышеизложенное могло бы иметь для исторической судьбы восточных славян?

Прежде всего, не произошло разделения древнерусской нации на три народа – русский, украинский и белорусский.

На всем пространстве от Тиссы до Охотского моря и Чукотки, а при удачном развитии событий – до Аляски и даже Калифорнии проживает единый народ, называющий себя русскими, или скорее, русинами. (10,82)

Хотя весьма вероятно, что за границей их всех скопом, как впрочем и татар, башкир, якутов, кавказские народы и прочих подданных виленской короны, именуют литовцами.

Разумеется, между жителем Волыни и, скажем, Рязани существуют заметные различия в языке, одежде, обычаях. Но несмотря на это, все они ощущают себя единым русским народом, происходящим от единого корня и имеющим общую историю. Духовным центром притяжения для них бы служил в большей степени Киев, нежели Вильно-Вильнюс, и положение этих двух столиц в чем-то напоминало бы то, которое в нашей истории занимали Москва и Петербург.