– Пора возвращаться, – раздался его тихий, с хрипотцой, голос.

Шафран стояла, сложив руки на груди, и не шевелилась.

– Так и уйдем, не украв розы? – улыбаясь, прошептала она.

Водянистый свет раннего утра просачивался сквозь высокий застекленный потолок, продчеркивая пыль и пар в открытом пространстве железнодорожного вокзала. Экспедиционная группа должна была выехать через час и направиться к побережью. Там членов экспедиции ждал пароход, чтобы доставить их к берегам Бразилии. Шафран и Александр договорились встретиться пораньше, чтобы лишний раз не попадаться никому на глаза.

Шафран не знала, что сказать. Она уже дважды напоминала Александру, чтобы он был осторожен. Еще немного – и она испортит их прощание слезами.

– Что ж, – наконец сказал он, – мне пора.

Шафран взяла его руку и крепко сжала ее.

– Я буду следить за новостями. Я имею в виду, помимо официальных, распространяемых через университет.

Он криво улыбнулся и кивнул.

– Не ждите, что новости будут приходить часто. Сами знаете, на почту надежды нет. Но будьте уверены: если я наткнусь на какую-нибудь Rosa amazonica, я сразу дам вам знать.

С бьющимся сердцем Шафран встала на цыпочки и прижалась губами к его губам.

– Шафран. – Нахмурившись, Александр смотрел на нее сверху вниз. Через мгновение его лицо прояснилось. – Берегите себя.

Шафран улыбнулась.

– Не беспокойтесь обо мне, Эштон. И не ешьте никаких странных на вид листьев.

Александр взял ее ладонь, поцеловал ее, и ушел.

Записка, торчащая из двери кабинета доктора Максвелла, вызвала почти такой же трепет, как и приглашение в кабинет заведующего кафедрой, хотя и по совсем другой причине.

Важные университетские шишки назначили доктора Эстера новым заведующим кафедрой ботаники, но в бывший кабинет доктора Беркинга он еще не переехал. То, что он вызывал ее к себе, могло означать две вещи: либо Шафран завалят дополнительной работой, либо у нее неприятности.

Гадая, что ее ждет, она обошла коробки у двери Эстера, аккуратно сложенные и помеченные для переезда. Она постучала, и ее пригласили войти.

Доктор Эстер сидел среди пустых книжных полок, за голым письменным столом. Его морщинистое лицо ничего не выражало и напоминало лицо сфинкса. Бодрым голосом он произнес:

– Мисс Эверли, вам известно, что доктор Максвелл подал заявление на академический отпуск и еще долго не появится на кафедре. Таким образом, надобность в вашей должности его научного ассистента отпала.

Шафран остолбенела. Она не учла, что с уходом Максвелла у нее не останется работы на кафедре.

– Я могла бы помогать другому профессору… – сдавленным голосом начала она.

– Насколько я знаю, во время вашего участия в расследовании отравления миссис Генри вы провели небольшой эксперимент по воздействию экстракта соландры шолотум.

Шафран ощутила холод под ложечкой. Эстер не терпел пренебрежения правилами. Ее уволят, и нет смысла это отрицать.

– Да, сэр, я это сделала.

Эстер нахмурился, и Шафран приготовилась к худшему, но он лишь сказал:

– Садитесь. – Она села. – Детектив-инспектор Грин спросил у меня, точен ли ваш эксперимент и заслуживает ли доверия. Ваш отчет для публикации не годится, – строго проговорил он, и в его тоне послышалась нотка неодобрения, – но я заверил инспектора, что вашему слову как ученого можно доверять, даже если вы преданы доктору Максвеллу.

От этой неожиданной похвалы Шафран лишилась дара речи.

– Спасибо, сэр, – коротко ответила она.

Эстер вскинул бесцветную бровь и продолжил, как будто его и не прерывали:

– Так получилось, что в связи с разного рода кадровыми перестановками появилась вакансия научного сотрудника.

– Я об этом не знала, сэр, – пролепетала она, и в ее сердце зажегся огонек надежды.

Эстер сложил руки, соединив кончики пальцев.

– Пройдут месяцы, прежде чем вы завершите проект по пигментации. Не так давно у нас появилась вакансия, которая требует того же научного любопытства и целеустремленности, а иногда и пренебрежения условностями, в которых вам, судя по всему, не откажешь. Мы рассмотрим ваше заявление о поступлении в аспирантуру.

Не дав себе растеряться от радостного волнения, Шафран озвучила мысль, которая уже несколько недель вертелась у нее в голове:

– Доктор Эстер, прежде чем вы продолжите, я должна вас кое о чем спросить. Во время нашей… стычки доктор Беркинг что-то сказал о моем отце. О его неопубликованной работе.

В серых глазах Эстера мелькнула жесткость.

– Боюсь, неопубликованный труд вашего отца обсуждению не подлежит. – Шафран молча кивнула, решив, что вернется к этой теме позже. – Зато есть возможность обсудить потенциал исследований в области фитотоксичности.

После встречи с Эстером Шафран шла, прокручивая в голове разные варианты. Учитывая, что в будущем у нее появится больше ядовитых растений, следующие шесть месяцев обещали быть крайне интересными.

По примеру многих авторов исторических романов я намеревалась соблюсти максимальную точность в деталях, но пришлось сделать одно исключение, в котором я сразу же сознаюсь. Дело в том, что соландры шолотум (Solandra xolotum) не существует. Знаю, вас это шокирует. Мне нравилось читать о растениях и о методах их изучения, но уж слишком велик оказался соблазн выдумать свое собственное большое, опасное, ядовитое растение, чтобы пугать им Шафран. Мне пришлось как следует потрудиться, чтобы узнать как можно больше обо всех встречающихся в книге растениях. Я много лет являюсь фанатом флоры и устроила в гостиной и ванной комнате настоящие джунгли. Теперь у меня появился полезный навык: я с ходу различаю все ядовитые растения, когда прогуливаюсь по местному садоводческому центру.

Что касается экспедиции на Амазонку, то годы, последовавшие за Первой мировой войной, стали периодом бурного развития науки. Все мы знаем о «ревущих двадцатых» и тогдашней страсти к вечеринкам, но помимо этого мощно развивался и мир науки. Люди совершили первый трансатлантический перелет, открыли инсулин и обнаружили окаменелые яйца динозавров – и все это до весны 1923 года, когда разворачиваются события романа «Руководство ботаника».

Убежденные, что с войнами навсегда покончено, ученые и исследователи принялись изучать самые отдаленные уголки мира. Британский путешественник Перси Фосетт, о котором упоминает Шафран, стал бы светилом в области археологии, зоологии и других наук, так как много лет исследовал Южную Америку. Впрочем, позже он попал в заголовки газет, однако лишь по причине своего таинственного исчезновения в дебрях Бразилии в 1925 году. Примерно в то же время были сделаны значительные открытия в Египте, Южной Африке и Уре (нынешний Ирак). Теперь вы понимаете, почему доктор Генри так хотел, чтобы университет разработал антропологическую программу; это было время невероятных открытий, и он стремился принять в них участие. Сама по себе антропология тогда только развивалась и во многих местах даже не являлась отдельной областью изучения.