— Смотри, какая лярва, — прожигая взглядом стройненькие ножки стюардессы, толкнул локтем Парфена один из бойцов. — Волдырь, у тебя небось до подбородка стоит? Сколько ты уже без баб?!

— Почти полтора месяца, — ответил Гришка.

На самом деле прошло уже поболее. После первого побега Олег Андреевич Тарасов, пока Гришка проходил подготовку на даче, Татьяне приехать не разрешил. Сказал, что расслабляться на сей раз некогда. Так что Гришке почти не пришлось и врать на этот раз даже веснушчатому братку, носившему смешную кличку Чемодан.

— Ничего, Волдырь. Прилетим в столицу — оттянемся на полную катушку. Сауна, телки! Все пучком будет.

Гришка кивнул ему и отвернулся к иллюминатору. Самолетом он летел первый раз в жизни. Он смотрел в круглое стекло, как внизу плывет белое поле земли, исчерченное черными нитками автострад. Смешными и игрушечными казались деревья, еле различимыми фигурками торчавшие вдоль дорог-ниток. Солнце слепило и било через иллюминатор прямо в глаза. Приходилось подставлять ладонь, чтобы разглядеть хоть что-то внизу.

«Ну, Григорий Викторович! — говорил Гришка сам себе. — Ты в ранге растешь не по дням, а по часам. Не прошло и полгода, как ты стал бандитом и уже в бригадиры выбился!»

От нечего делать Парфен размышлял о своей жизни. Прокручивая в голове последние шесть месяцев, он диву давался, сколько событий вместилось в такой относительно короткий отрезок времени.

До двадцати двух лет жизнь текла размеренной и спокойной рекой. Что же произошло на этом рубеже? Почему так все совпало: поиск работы, неожиданная встреча с его армейским корешом в прошлом, а в то время членом группировки Гены Хвороста и Кости. Случайность это все или закономерность? Ведь он тогда почти не думая дал свое согласие, тем самым перечеркнув одним махом все свое прошлое.

От размышлений его отвлек толчок локтем нового товарища. Оказывается, тот заказал у стюардессы, как сам выразился, «два напитка» и теперь протягивал Гришке фужер с кампари.

— Не грусти, Волдырь, — второй раз посоветовал он Гришке.

— Да я и не грущу, — усмехнулся тот и, чтобы отвязаться от назойливости парня, сказал: — Просто я первый раз самолетом лечу. Прикольно вниз смотреть.

— А-а-а! — протянул тот, и совершенно детская улыбка расплылась на его физиономии. — А я-то думаю, что это вдруг человек отвернулся и молчит? А ты, оказывается, в окошко таращишься! Ну, не буду мешать!

Гришка сделал глоток из своего фужера.

«Удивительная штука жизнь!» — подумалось ему. Стюардесса объявила, что самолет пошел на посадку, и попросила пристегнуть ремни. Их встречал аэропорт Домодедово.

* * *

— Ты пока определяйся тут, — Кабан кивнул на диван. — Сегодня вечером представлю тебя пацанам. Пять человек тебе под начало определим, и сразу же — первое дело.

— Давай! Вводи в курс!

— В том районе, что отписал тебе Мирон, — усевшись напротив Гришки, начал просвещать помощник авторитета, — черные заправляют! Как пацанов менты загребли, так они, шакалы, вновь рыла повысовывали!

«Помнится, покойный Свирид мне рассказывал, что в свое время Гена с Костей как раз и воевали с кавказцами. Ашот, кажется, там заправлял!» — Гришка напряг память.

— Что-то не так? — насторожился Кабан, наблюдая за Парфеном.

— Да нет, все нормалек, — поспешил успокоить его Гришка. — Просто я уже что-то слышал про то, что там черные мазу тянут. Раньше, до пацанов, они там тоже рулили?

— Да они в любой дыре затычки! — в сердцах воскликнул Кабан и потянулся к пачке сигарет. Прикурив, он закончил свою мысль: — Лезут, куда можно и куда нельзя! Только паси успевай! Короче, сейчас у них там за главного Артур. Толстый мужик такой, лет под пятьдесят! Он раньше арбузы возил. Теперь ему порулить захотелось, поди ж ты! Собрал кодлу, человек десять. Борзый кобель донельзя!

— Базарить с ним или сразу решать? — по-деловому подошел к проблеме Гришка.

— Базарить с ним толку нет, — покачал головой Кабан. — Но это я так думаю, а ты уж как хочешь! Короче, Мирон сказал: если делаешь дело — получаешь подъемные, тачку. Все как положено! А через недельку он сам прибудет. Тогда с ним про дальнейшее и поговорите.

«Понятное дело, — усмехнулся Гришка, — задарма меня кормить никто не станет!»

— Как мне этого урода увидеть? — быстро спросил он.

— Он или на рынке со своими джигитами, либо в кафе «Ласточка». Квартал от него. Контора у него там же.

«Прогулка по историческим местам!» — подумалось Парфену.

Уж больно знакомо прозвучало название кафе. Не то ли самое, с вечера в котором началась его бандитская жизнь? Не в нем ли угощал его Макар — покойный армейский дружок, головой поручившийся за Гришку и погибший на первом же совместном деле?

— Кто-нибудь показать мне его может?

— Да бери с собой Чемодана. Он тебе его и покажет!

— Денег одолжишь?

— Без проблем! Ствол нужен?

— Сейчас пока нет. Завтра скажу, что нужно будет!

* * *

К «Ласточке» Парфен и Чемодан подъехали к девяти вечера.

— Самое время, — значимо глядя на поддельный «Ролекс», определил Чемодан.

По дороге, пока тачка несла их через заснеженную вечернюю Москву, Гришкой опять овладело двоякое чувство. Память упорно звала его в недавнее прошлое, и в то же самое время его одолевало бешеное желание выкинуть из головы напрочь все события тех дней. Он понимал, что путного в его жизни с того самого момента, как он поздоровался с Мишкой у своего подъезда, не произошло ровным счетом ничего. Кроме разве что единственного — знакомства с Татьяной. И то он чуть ее не потерял! Слава богу, что все так обернулось: ее неожиданная беременность и договор с Тарасовым. А то бы строгать ему в столярке тридцать второй строгого режима ножки для табуретов! Семь лет строгать. Да и то при условии, что Калган его раньше на тот свет не спровадил бы! А скорее всего, тем бы оно и закончилось.

Еще Гришка ловил себя на мысли, что такого мандража, как в то утро в машине со Свиридом, когда ехали «работать» Улыбку, не было у него и в помине. Может, потому, что Гришка знал, что сегодня вечером ему убивать не придется?

Но — нет! Он каким-то шестым чувством понимал, что дело вовсе не в этом. «Заматерел!» — усмехнулся он сам себе в мыслях, как часто стал делать в последнее время.

К слову сказать, в последнее время Григорий стал замечать появление у себя некоторых новых привычек. Раньше он никогда не разговаривал мысленно сам с собой. Привычка эта у него появилась после длительного одиночества «Матроски» и пребывания в двух колониях. Кроме того, раньше Парфен не отличался особой решительностью. Мог метаться, менять в одночасье свое мнение. После всего пережитого он научился