— Никто тогда, и даже сам убийца, еще не знал, что когда он переступил через себя, его сила обратилась, разрушенная его поступками, его натура почернела, а создания начали нести лишь беду и гибель, заражая другие миры. Совет родов понял, что произошло. Преступнику удалось бежать, он скрывался и продолжал реализовывать свой план. Место он рассчитал очень точно. Его почерневшее нутро умирало, и тогда он отдал последние силы, чтобы создать артефакт ужасной силы и назначения.

— Тот, что должен призвать бездну, чтобы она уничтожила недостойных? — уточнила я.

— Да. Через некоторое время прямые потомки того создателя так же несколько раз преступали закон, остальные начали сторониться этого рода, бывшего гордостью всех и ставшего бедой. Тогда, после очередного преступления, род расформировали. И его представители разошлись по другим родам. Шло время. Брат первого преступника, его верный друг и сподвижник, воспитал своего сына, чтобы спустя столетия тот поступил в академию и закончил начатое.

— А мы ничего не знали, — горько заметил Ниркор, рука на моей талии сжалась крепче.

— Мы расслабились из-за отсутствия преступлений, оказались слабы перед бедой. Тем более старая история умалчивалась. Но больше мы не станем молчать, — с нажимом сказал Графт. — Теперь мы будем готовы. Артефакт найден и уничтожен, схвачены и все преступники.

— Что с ними теперь будет? — тихо спросила я, страшась ответа.

— Их отдадут бездне, а уж она сама решит, — сообщил мне супруг.

— А вообще со всем родом Герэн?

— Прямых потомков первого убийцы больше не осталось: кинжал справедливости убил одного из них, остальные завтра отправятся в бездну. Не думаю, что она будет с ними ласкова.

— Вы так уверены, что все остальные… нормальные, — удивилась я безапелляционным словам Графта.

— Дело в том, что мы проследили ветку рода, это сделать довольно просто. А если бы кто-то заразился от преступников, мы бы узнали. Не зря Шар должен был все выполнить за этот год. Да и на протяжении семи лет предпочитал работать в основном с вещами. Он ведь очень сильный и талантливый. Но если бы решился на создание мира…

— Мы бы увидели его черную силу, — закончила я.

— Да. И только с вами он раскрывался, — грустно добавил контролер. — Мы до сих пор думаем, что не будь так велико влияние отца…

— Нет, — перебила я, покачав головой. — Это был его выбор. Я хорошо его знала, разговаривала с ним на ритуале: он верил в то, ради чего это совершил. Хотя мне и тяжело признать, что Шар способен на подобное.

— К сожалению, это так, — тихо заметил Ниркор. — Из всей академии ему было дело только до тебя. И мы осмотрели артефакт: я уверен, бездна бы тебя не тронула.

А я промолчала, посмотрев за окно, на канаты силы, тянущиеся к небу. Графт, попрощавшись, ушел, а мы с супругом просидели в обнимку до самого вечера, стараясь насытиться друг другом и утешиться.

После произошедших событий дни потекли один за другим. Я оправлялась от случившегося, вместе с тем завершая учебный год в Академии, который на данный момент был самым трудным для меня. И очень рассчитывала, что подобное: убийства, скандалы, расследования — больше не повторится.

С другой стороны, этот год подарил мне Ниркора, и это делало меня счастливой несмотря ни на что.

Семья супруга пока не повторяла приглашение: наказание преступников и завершение всей этой неприятной ситуации с убийцей доставило много хлопот главе клана, следящего за равновесием и справедливостью.

А впереди маячили каникулы, и прежде чем я решила, что проведу их в академии, рядом с мужем, мне пришло письмо.

Я знала, что оно должно быть — правила приличия предписывают, — и все равно удивилась, когда получила его. Вечером, когда Ниркор пришел в наши покои, я, встретившись с ним взглядом, быстро опустила глаза.

Тот скинул сюртук, освежился и, усевшись в кресло, привычно посадил меня к себе на колени, уткнувшись в волосы. Я, тая от удовольствия, свернулась калачиком, прижавшись к суженому, и блаженно закрыла глаза, вдыхая родной аромат…

— Ничего не хочешь мне рассказать?

После этих слов я тяжело вздохнула — и все-то он замечает.

— Нас приглашает в гости моя семья.

— Ты этому не рада?

— Не то что бы. Просто у меня никогда не было с ними душевных отношений и я не могу предсказать, как они воспримут тебя.

— А разве это имеет значение? Ты с ними одной крови и они всегда будут твоими родными… Но теперь я забрал тебя у них. Больше ты не часть их рода, не подчиняешься их главе. Теперь ты моя супруга, входишь в мой род и со временем встанешь вместе со мной во главе него.

— Ох…

— Я уверен, ты достойно будешь нести честь, которую на тебя возложат, — погладил меня по голове Ниркор, нежно теребя прядки между пальцами. — Сейчас меня волнует лишь их отношение к тебе, а не ко мне. И ты еще мою семью не видела. Она… специфическая.

— Думаешь, они рады, что ты соединил со мной свою судьбу?

— Конечно. Я счастлив с тобой, и для них это главное. К тому же я урвал у другого рода такую жемчужину. Не думай, будто я не знаю, что ты пришлась по душе Пустоте и теперь ее любимица.

— Все-то тебе рассказывают, — улыбнулась я.

— А то! Я же ректор, ты что, забыла? — поцеловал мою макушку супруг и потащил собираться.

Мол, нечего откладывать визит, если зовут, только лишнее переживание мне. И буквально на следующее утро мы стояли у порога особняка главы рода Элаи.

Посмотрев на мнущуюся меня, Ниркор решительно постучал в дверь. И тут началось именно то, чего я боялась.

Слуга чинно открыл нам дверь и сразу проводил в покои, отведенные для нас. К нам, как я и думала, никто не вышел. Мы с Ниркором в молчании освежились, переоделись, и в течение получаса за нами зашли, чтобы проводить к главе рода.

Тот, как и ожидалось, находился в своем кабинете и, увидев нас, встал, приветствуя.

— Добрый день, отец, — склонила я голову. — Это мой супруг, позволь мне войти в его род.

Соединив свои судьбы, мы с Ниркором не спросили на это дозволение своих семей, как это было принято раньше. И я решила исправить это упущение сейчас. Если уж мой союз будет сильно неприятен моей семье, пусть скажут об этом сразу согласно традиции, и мы не будем мучить друг друга дальше.

Несколько секунд молчания, пока отец сверлил глазами Фаранара, показались мне чуть ли не вечностью, а потом он ответил:

— Дозволяю.

И я тихонечко с облегчением выдохнула, супруг же оставался вежливо невозмутимым и надежным, как твердыня Илиаса.