заводом в панель, не выходили бы на верхний торец детали. В таком случае их и не надо будет срезать во время монтажа. Копелеву и Большакову казалось, что это технологическое изменение в принципе своем разумно и осуществимо.

— Просто и ясно, как всякая толковая идея, — заметил Копелев. — Но ведь необходимо изменить конструкцию, проект изменить. А ты знаешь, как трудно на массовом производстве переделать даже какую-нибудь мелочь в технологии?

— Знаю, ну и что же? — поднял брови Большаков. — Трудно, конечно, мороки много, но ведь ты же депутат!

— В комбинате вопрос ставить, до главка дойти, в проектные институты толкаться, — Копелев загибал пальцы.

— И дойди, и толкайся, ты же депутат!

Копелев вздохнул:

— А время, Николай, что оно, у депутата резиновое? Сутки больше, чем у других?

— У тебя больше, — убежденно заявил Большаков.

— Ну, знаешь!

Копелев не знал, то ли ему сейчас нахмуриться, то ли рассмеяться.

— Легко тебе моим временем распоряжаться, а я живой человек, живому же многое хочется. Да день не резиновый, не растянешь. И вообще — чего ты меня агитируешь? Я уже сагитированный давно советской властью, прочно и навсегда. Свои депутатские обязанности знаю.

— Ничего, ничего, не ворчи, и депутата поучить иногда не вредно, не сердись, Ефимыч. — Большаков примиряюще, дружески опустил свою ладонь на плечо Копелева.

— Да разве я могу сердиться на тебя, чертушку! — вздохнул Копелев.

И он действительно не сердился на своего помощника. Более того, ему даже понравилось то, как Большаков, старый товарищ, так требовательно говорил о государственных и человеческих обязанностях Копелева. Он и сам так думал об этом и чувствовал, что в высоком его звании обязанностей, пожалуй, даже больше, чем прав и привилегий.

Но Копелев не любил величаться сам и не выносил величания от других.

«От кого чают, того и величают», — гласит старинная пословица. Но существует и другая: «Кого почитают, того и величают». И Копелев часто думал, что самое важное — это быть честным, принципиальным, жить с ответственным пониманием своих обязанностей, своего государственного положения депутата.

Он знал за собою эту «безотказность», как говорили товарищи в бригаде. Знал, что и на этот раз возьмется постепенно «обкатывать» и это новое предложение относительно петель, будет писать письма, докладные, выступать всюду, куда он вхож, во все инстанции. В общем, делать все, что от него зависит, чтобы добиться реализации предложения монтажников. Так же, как он поступал во многих иных случаях, когда речь шла о рационализаторских предложениях, исходивших от его товарищей. Одним словом, снова и снова все пропускать через свое сердце.

— Давай пока закончим насчет Зайцева, — сказал Копелев. — В монтажники его вернем, но обсудим прежде на собрании. Я Зайцеву это говорил, и он согласен.

Потом, подумав, Копелев добавил в заключение:

— Это мы правильно решили. В таком деле нельзя и палку перегибать. Вредно долго держать человека в угнетенном состоянии духа. Люди, у которых на сердце легко, ясно, свободно, такие люди, я уверен, Николаша, и на свете-то дольше живут.

Новая страница

Вскоре после гибели Логачева Суровцев со своей бригадой очутился в небольшом уютном городке текстильщиков Ликино-Дулево, вблизи Орехово-Зуева. В первое время он с трудом преодолевал в себе чувство какой-то неловкости и вроде бы даже незаслуженно нанесенной обиды.

В самом деле, почему они, опытные московские строители, монтировали дома не в столице, где всяких строительных дел и возможностей невпроворот, а должны были работать в этом тихом городке, лишь по субботам и воскресеньям возвращались домой?

Конечно, почетно строить дома в любом месте, но когда ты постоянно живешь в одном городе, работаешь в другом, когда детали домов надо возить с московских заводов за девяносто километров, в Ликино-Дулево, растягивая «плечо снабжения» чуть ли на всю Московскую область, то как тут не возникнуть сомнениям в целесообразности такой производственной ситуации!

К тому же в те дни поговаривали как о возможных вариантах о работе в Ногинске, даже в Калинине и в Рязани. Почему это происходило? Ответ был один: типовые дома, находящиеся на конвейре Домостроительного комбината уже более десяти лет, не удовлетворяли москвичей. В центре их уже давно не ставили, не очень-то стремились ставить и на окраинах. Поэтому и приходилось не только жаться к Окружной дороге, но и частенько выскакивать далеко за пределы столицы.

Но если невозможно сразу перейти на новый тип дома, то была и есть другая реальная возможность улучшить внешний вид, комфортабельность и в известной степени эстетический уровень возводимых домов. Эта возможность — повышение качества строительства.

Те же типовые проекты, но выполненные на максимуме старания всех звеньев бригады, на максимуме взыскательности к своему труду. Этот путь был открыт для каждой бригады, но первым по нему решительно пошел вперед Суровцев.

На стройке в Ликино-Дулеве суровцевская бригада все делала на совесть. Правда, Анатолий Михеевич не смог осуществить здесь некоторые возникшие у него задумки. Например, применить для ограждения балконов цветное армированное стекло или козырьки подъездов оформить кокошниками из дюралюминия. Но таких материалов негде было достать. К тому же без специального решения руководства комбината их нельзя было бы и применить. Но то, что зависело от стараний самих строителей, было сделано.

Восьмисекционный корпус бригада предъявила к сдаче. Приехала Государственная комиссия, все осмотрела и склонялась к тому, чтобы дать дому оценку «отлично». С этим редко звучащим в актах приемки словом связывались и высшие нормы премий, и самые большие ставки материального поощрения.

Но тут-то, к общему удивлению... запротестовал сам Суровцев!

Несколько обескураженный этим председатель комиссии поинтересовался причиной отказа бригадира от высшей оценки.

— Этот дом мы не можем считать отличным, — заявил Суровцев. — Твердая «четверка» — на это согласен.

— Но почему же так, Анатолий Михеевич? Что тебе в этом доме не нравится?

— А вот то не нравится, что дом этот мне праздничного настроения не создает, скучно смотреть на него.

— Ты лишнего-то на себя не наговаривай. За архитекторов, за проектировщиков бригада не в ответе, — возразил председатель.

— Правильно. А все же, товарищ председатель, домик этот выглядит серенько, как-то ничем не играет, — стоял на своем Суровцев. — Конечно,