Следующим сюрпризом было осознание того факта, что ей нечего надеть. Ее сумка все еще лежала рядом с входной дверью. И теперь перед ней стоял выбор: выйти в гостиную полностью обнаженной или обернуться полотенцем. Как бы ей ни хотелось в качестве исключения удивить Аарона – а он бы очень удивился, явись она к нему нагой, – ее выбор пал на сухое полотенце.

Трезвость мысли постепенно вернулась к Вере. И до нее дошло, что все это время они стояли перед незанавешенным окном. Каждый в соседнем здании мог их увидеть. Или каждый, кто пролетал мимо на винтокрыле. Щеки, уши и шея стали нестерпимо горячими.

Святая Вечность, что сейчас вообще было?!

Неужели это она, Вера, правильная, послушная, опрятная, сидела полуголой и обнималась с Аароном?! Сердце так бешено заколотилось, точно вот-вот выпрыгнет из груди. Вера прижала ладонь к солнечному сплетению. Можно она просто останется в своей спальне? Притворится спящей? Станет невидимой?

– Вера? – раздался голос Аарона из гостиной.

– М-м-м? – отозвалась она. Она была не в силах говорить с ним и уж тем более смотреть ему в глаза.

– Ужин все еще на столе, а ты толком ничего не поела.

Вера подумала о вкусной еде, и ее желудок требовательно заурчал. Ну хорошо, лучше умереть от стыда, чем от голода. Держа обеими руками края полотенца у груди, она вышла из комнаты. Аарон включил несколько ламп: одну на столике рядом с диваном, другую на кухне. Они излучали приятный желтый свет и создавали уютную атмосферу. Бросив взгляд на пол, Вера поразилась тому, что Аарон успел убрать осколки и разлитое вино. Хорошо, что оно было красным. Наверняка он не заметил там ее крови.

Аарон сидел на барном стуле, что-то смотрел на коммуникаторе и отправлял в рот один за другим кусочки хлеба в зеленом креме. Волосы высохли, один локон упал на лоб. Ресницы отбрасывали длинные тени на его щеки.

– Какого цвета у тебя были глаза и волосы до инициации? – спросила она, забираясь на стул напротив. Аарон оторвался от изучения экрана.

– Такие же, как и сейчас.

– А почему ты это делаешь? Большинство Вечных гордятся своей сединой.

– Мне нравится думать, что я не сильно изменился с тех пор, когда был смертным. – Он кивнул на бутылку и спросил: – В этот раз обойдемся без вина? Или у тебя есть какие-то суперспособности?

Если бы у Веры сейчас что-то было во рту, она бы подавилась. Вместо это она сказала:

– Нет у меня никаких способностей. С чего ты взял?

Аарон беззаботно пожал голыми плечами, и Вера против воли подумала, что хотела бы провести по его ключицам кончиками пальцев, поцеловать ямку между ними.

Вера, соберись!

Она быстро доела заледеневший суп.

– Ты явно умеешь приземляться как кошка. Я бы тоже так хотел.

– Со мной это впервые, – выпалила Вера.

– Гхм, – издал Аарон непонятный грудной звук, глянул на коммуникатор и отключил его.

Он отломил кусочек хлеба, обмакнул в крем и протянул Вере. Она приняла его и положила в рот. М-м-м… Интересно, она когда-нибудь привыкнет к таким разнообразным и насыщенным вкусам?

– Чем бы ты хотела заняться после ужина? – спросил Аарон невинным тоном, но двойной смысл фразы вызвал у Веры волну мурашек.

Имел ли он в виду то, о чем она подумала? Будет ли она отныне все его слова интерпретировать иначе? Скорее всего, теперь все ее мысли будут крутиться вокруг поцелуя в спальне. Ей нужно найти выход из положения, чтобы нормально общаться с ним.

Она проглотила хлеб и сделала глубокий вдох.

– У меня к тебе предложение, – начала она. – Мы можем притвориться, что ничего не было?

Аарон поднял брови.

– Ничего-ничего? А нельзя ли поконкретнее? – Он не выглядел расстроенным. Наоборот, уголки его губ приподнялись в хитрой улыбке. – Например, мне будет сложно притвориться, что я не знаю, как ты стонешь от удовольствия, когда я…

Вера вскинула руку и зажала ладонью его рот.

– Стоп! – взмолилась она, чувствуя одновременно и стыд, и вернувшееся желание продолжить на том месте, где они остановились.

К ее ужасу, Аарону прикусил ее за ладонь и засмеялся. Когда она попыталась убрать руку, он поймал ее, осыпал ладонь щекочущими поцелуями и только потом отпустил.

– Обожаю, когда ты смущаешься, – сказал он. Их взгляды встретились. – Я не хочу забывать ничего из того, что только что было.

Он сказал это так искренне и серьезно, что у Веры потеплело на душе. Он приподнялся, перегнулся через стол, запечатлел на ее губах легкий поцелуй и снова сел.

– Ладно, – выдохнула она.

– Ладно, – повторил он и нахмурился. – А ты расскажешь мне, почему тебя напугал мой возраст? Тут же дело не в цвете глаз, м-м?

– Ну… – Она замялась.

– Что не так? Я должен знать.

Вера обхватила себя за плечи.

– Ты столько пережил, столько успел испытать. А я совсем неопытна. – Она сделала паузу. Сглотнула. Во рту пересохло от волнения. – Во всех смыслах. Вот.

– И-и? – протянул Аарон.

Вера вскинула на него глаза. Неужели он не понимает? Он внимательно смотрел на нее.

– Ты себя в зеркало видел?

Его брови – его идеально очерченные брови над идеальными глазами, над идеальным носом с идеальной горбинкой – поползли вверх.

– А это-то тут при чем? – в совершенном замешательстве спросил он.

Произнести следующие слова было так же тяжело, как, наверное, свернуть гору. То есть практически невозможно. Ну как она ему скажет, что с его внешностью он наверняка ни одной ночи не проводил в одиночестве, был опытным, искушенным в таких делах, а она… А для нее все впервые. Вдруг она что-то сделает неправильно?

– Неужели непонятно?

Прошла бесконечно длинная минута. И наконец вместо ответа Аарон спрыгнул со своего стула, подошел к Вере и, положив руки ей на талию, повернул к себе. Вере потребовалась вся сила воли, чтобы не обнять его. Она ужасно хотела, но, во-первых, они вели серьезный разговор, во-вторых, она не была уверена, что полотенце останется на месте, если она поднимет руки.

– Разве я не сказал, что ты для меня особенная? – с хрипотцой в голосе спросил Аарон.

О, он сказал. А еще он подкрепил свои слова действиями. Вера закусила губу, чтобы не застонать, припомнив, где в прошлый раз находились его пальцы, когда он делал важные заявления. Аарон наклонился к ее уху. Его дыхание щекотало ее обнаженную шею.

– Поверь, то, из-за чего ты испугалась, не имеет для меня значения.

– Правда?

Он